Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

Итак, грузинские коммунисты не должны бороться с русским шовинизмом. Читая это, не понимаю: грузинский коммунист забавляется, издевается? Возможно, что и нет. Возможно, что Сталин искренне считал себя не грузинским коммунистом, а русским или безнациональным. Но кем для других может выглядеть человек с грузинской внешностью и грузинским акцентом, кроме как грузином или, если говорить шире, кавказцем? Наверное, я не стал бы озвучивать эту мысль, страшась обвинений в неполиткорректной мелочности, но эту мысль, как мы только что видели, озвучил сам Сталин: нападки на русский шовинизм со стороны нерусских власть имущих могут унизить русского человека. И, добавлю от себя, могут тем более унизить, если речь идет не о шовинизме, а о «шовинизме». Спасибо за откровенность, Иосиф Виссарионович.

Глава 4 От коренизации до коллективизации

Политика, направленная на усиление позиций малой национальности и ее культуры, называлась в СССР коренизацией (Сталин охотнее использовал термин «национализация», но я не последую его примеру, потому что у этого термина есть другое значение, более распространенное). Т. Мартин уделяет основное внимание коренизации на Украине, и его интерес никак не обусловлен политической актуальностью – работа Мартина написана задолго до нынешнего русско-украинского конфликта. Дело в том, что украинцы были крупнейшим в СССР нацменьшинством и обладали активной националистической элитой, возникшей благодаря Октябрьской революции, а потому эволюция украинской национальной политики проецировалась на весь Советский Союз.

Оговорюсь. Слово «украинец» у меня употребляется с огромной долей условности. На мой взгляд, «русские и украинцы» звучит как «деревья и дубы», потому что украинцы – часть русского народа вместе с великороссами и белорусами. Но людей, которые разделяют этот дореволюционный подход, все меньше, особенно среди украинцев, так что я не могу выдавать желаемое за действительное, существовать в воображаемой реальности и оперировать устаревшими понятиями. Записывая великороссов русскими, а белорусов и малороссов – соответственно белорусами и украинцами, советская власть приучила нас думать, что это три разные национальности (спасибо, что хотя бы братские). А Российская империя последовательно проводила курс на единство трех ветвей общерусского ствола, и, сдается мне, продлись эта политика до наших дней – сегодня была бы невозможна массовая украинская самоидентификация в отрыве от русской, а значит, были бы невозможны границы и конфликты между нами. Как заметил А. Миллер, русско-украинское соперничество – это не противостояние двух наций, а соперничество «между двумя проектами национального строительства»[115].

Однако трагедия не только в том, что украиноязычные люди восприняли себя отдельным народом, но и в том, что с ленинско-сталинских времен нерусская украинская идентичность навязывается людям русскоязычным. В сущности, кто такой русский? Тот, кто думает на русском языке. И считает себя русским, добавят одни. И обладает европеоидной внешностью, добавят другие, совсем уж придирчивые. Проведем мысленный эксперимент: возьмем украинского (немецкого, французского) новорожденного и воспитаем в русской среде, скрыв его происхождение, – кто-нибудь сочтет его нерусским? Нет, никто не сочтет. Русскоязычное население Украины правильнее называть русским населением. Это русские люди, даже если предки многих из них – украинцы, поляки, литовцы. На Украине проживали и проживают миллионы русских (или десятки миллионов?), которых превращали и превращают в украинцев, в нерусских. Народ теряет своих не только в войнах и репрессиях, но и вот так. Больше нигде такому количеству русских не привили нерусскую идентичность, поэтому Украина имела и имеет для русского вопроса первостепенное значение.

В естественных условиях, при отсутствии государственного вмешательства, украинская культура неизбежно уступает русской и растворяется в ней (что говорить, если поэт Шевченко – икона украинства – вел личные дневники по-русски). Такое положение дел противоречило советской национальной политике, вооруженной принципом: «Никакой ассимиляции, даже добровольной!»