Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

«На состоявшемся в 1923 г. съезде партии нейтралитет в борьбе культур был подвергнут резкому осуждению… И не было никого, кто осудил бы нейтралитет и ассимиляцию более категорично, чем Сталин: «Мы начинаем проводить политику максимального развития национальной культуры… Было бы ошибкой думать, что по отношению к развитию национальных культур отсталых национальностей центральным работникам следует придерживаться позиции нейтралитета: «Ну хорошо, прекрасно, национальная культура развивается, ну и пусть себе развивается, это не наше дело». Такая точка зрения была бы неправильной. Мы выступаем за покровительственную политику в отношении развития национальных культур отсталых национальностей. Я подчеркиваю это для того, чтобы [было] понятно, что к развитию национальной культуры мы не безразличны, но относимся к ней покровительственно». Однако конструктивные действия в интересах одной национальности, разумеется, предполагают разрушительные действия по отношению к другим. В случае Советского Союза, власти которого предполагали оказать поддержку всем нерусским народам, основную тяжесть дискриминации несли на себе одни только русские… Традиционная русская культура была осуждена как культура угнетателей»[116].

Мартин отмечает: «Среди многих большевиков на Украине и в России эта политика [украинизация] была крайне непопулярна, но поскольку она получала неизменную поддержку со стороны Политбюро и самого Сталина, то критика украинизации велась, как правило, только опосредованно…»[117] Обратим внимание: коренизация не была единой коллективной волей большевиков, которой подчинился Сталин, – наоборот, он насаждал эту политику.

В другой раз Сталин заявил: «Теория слияния всех наций, скажем, СССР в одну общую великорусскую нацию с одним общим великорусским языком есть теория национал-шовинистская, теория антиленинская, противоречащая основному положению ленинизма, состоящему в том, что национальные различия не могут исчезнуть в ближайший период, что они должны остаться еще надолго даже после победы пролетарской революции в мировом масштабе. Что касается более далекой перспективы национальных культур и национальных языков, то я всегда держался и продолжаю держаться того ленинского взгляда, что в период победы социализма в мировом масштабе, когда социализм окрепнет и войдет в быт, национальные языки неминуемо должны слиться в один общий язык, который, конечно, не будет ни великорусским, ни немецким, а чем-то новым»[118] (выделено у автора. – С. Р.).

Казалось бы, мечтаешь растворить все народы во всемирном бульоне – начни с малого, растворяй маленькие народы в большом, точнее, они сами растворятся в нем, просто не мешай. Но нет, приращение численности русских может усилить русское национальное самосознание. Русифицированные нацмены – это русские люди, а русские люди – это потенциальные русские шовинисты, а русский шовинизм, как известно, опаснее, чем нацменовский.

«Пожалуй, самым важным» фактором, обусловившим коренизацию, Мартин считает «массовые крестьянские восстания под предводительством Петлюры, который, объединившись с белой армией Деникина, в 1919 г. во второй раз изгнал большевиков с Украины»[119]. Член партии Г. Петровский называл это «жестоким уроком 1919 года» и видел причину случившегося в том, что большевики на местах враждебно относились ко всему украинскому, причем не только большевики из России, но и местный пролетариат (города на Украине были в основном русскоязычными и заводская среда в том числе).

В феврале 1920 года вышло постановление Всеукраинского ЦИКа о том, что украинский язык наравне с русским является государственным, а в августе 1924-го – о том, что русский и украинский равны, но все-таки украинский равнее, а потому должен стать единственным языком управления в центральных госорганах и также в местных органах там, где «этнические украинцы» в большинстве. Затем – постановления об украинизации армии, партии и профсоюзов и о льготах для «этнических украинцев» при вхождении в партию и администрацию.

Запрещалось принимать на работу в госучреждения тех, кто не владеет украинским и русским языками сразу, а те, кто уже состоял на госслужбе, обязывались выучить украинский за год – до 1 августа 1924 года, в противном случае их должны были уволить. Однако все это не исполнялось. Члены партии, особенно на руководящих должностях, массово игнорировали курсы украинского языка (кому это надо?). Любопытный факт: на Украине коренизация проводилась с сильнейшим напором и при этом сталкивалась с сильнейшим же противодействием, причем в самой партии. Как для одних «жестокий урок 1919 года» служил причиной коренизации, так у других он вызывал отвращение к ней. В 1925 году «среди государственных служащих хорошо владели украинским 43,7 % беспартийных, а среди членов партии таковых было всего лишь 18,1 %»[120].