Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

«Поразительно, но террор против местных [нацменовских] националистов был сильнее террора против великодержавных [русских] шовинистов, и такое положение сохранялось на протяжении всего правления Сталина»[150], – пишет Мартин. Объяснить это можно тем обстоятельством, что русский «великодержавный шовинизм» клеймился с самого начала и потому мало кем озвучивался вслух, тогда как нацменовский «буржуазный национализм» долгое время разогревался властями и звучал из каждого утюга. Он только теперь попал в опалу, да и то лишь местами. Не было полной ясности, что можно и чего нельзя, где хорошая «социалистическая коренизация» и где плохой «буржуазный национализм».

«Суды над великорусскими националистами были частыми, но они, как правило, проходили в центре, получали менее шумную огласку»[151]. Прежде всего на ум приходит антирусское «дело славистов» 1933–1934 годов: более 70 ученых – преимущественно филологи и искусствоведы Института славяноведения, Русского музея и Эрмитажа – получили сроки за то, что якобы организовали фашистскую «Российскую национальную партию». Схема обвинения такая же, как в случае «Союза освобождения Украины» или будущего еврейского «дела врачей»: берется национальность назначенных «козлов отпущения», и к этой национальности пришивается некая антисоветская организация. Точно так же пахнет «академическое дело» 1929–1930 годов.

Свыше 100 ученых – в основном русские историки и краеведы – были арестованы, 29 из них сосланы в лагеря или расстреляны. Людям инкриминировалось создание «монархического контрреволюционного движения».

Шахтинское дело 1928 года, свалившееся на технических специалистов Шахтинского района Донбасса, стало сигналом центра к классовым репрессиям против дореволюционной интеллигенции. Украинизатор Скрипник добивался, чтобы дело объявили процессом против великорусских шовинистов, мешавших украинизации Донбасса. Ему это не удалось. Однако в похожем ключе высказался еще кое-кто – и не об одном только Шахтинском деле.

Долгое время я считал, что русские националисты притягивают за уши тезис об этнополитической подоплеке классовых репрессий. Считал, пока не прочел об этом у самого Сталина: «Так обстоит дело с уклоном к великорусскому шовинизму. Нетрудно понять, что этот уклон отражает стремление отживающих классов господствовавшей ранее великорусской нации вернуть себе утраченные привилегии»[152]. Итак, Сталин рассматривал уничтожаемые классы – кулачество, священство, старорежимную интеллигенцию, казачество – как носителей подчеркнуто национального мировоззрения, и это было одной из причин уничтожить их. Можно спорить о том, преследовал ли большевистский режим людей за то, что они русские, но мы видим: он преследовал их за то, что они слишком русские. И процессы против дореволюционных интеллигентов, начатые Шахтинским делом, и раскулачивание, и антицерковные репрессии – все это меры не только социальные, но и национальные.

А сталинский соратник Микоян допустил совсем откровенную проговорку: «Великорусский шовинизм будет, пока будет крестьянство»[153].

Солженицын: «На XV съезде компартии (декабрь 1927) пришло время высказываться по нарастающе грозному крестьянскому вопросу: что делать с этим несносным крестьянством, которое в обмен на хлеб нагло желает получать промышленные товары? Главный доклад тут – от Молотова. А в прениях среди ораторов – бессмертные удавщики крестьянства Шлихтер и Яковлев-Эпштейн. Предстояла массовая война против крестьянства, и Сталин не мог позволить себе отчуждение умелых кадров, а наверное и считал, что в этой огромной кампании, направленной непропорционально против славянского населения, часто надежнее будет опереться на евреев, чем на русских. В Госплане он прочно сохранял еврейское большинство. В командных и теоретических верхах коллективизации состоял, разумеется, и Ларин; Лев Крицман служил директором Аграрного института начиная с 1928, в 1931—33 зампред Госплана… Яков Яковлев-Эпштейн возглавил Наркомзем. (Долгие годы его карьера была – агитация-пропаганда: с 1921 начальник Главполитпросвета, потом отдел агитпропа ЦК, зав. отделом печати ЦК. Но уже в 1923, на XII съезде, это он разработал проекты решений по деревне – и так с 1929 взбросила его карьера в наркомземы.) И вел затем Великий Перелом, атаку многомиллионной коллективизации, с ее рьяными исполнителями на местах. Современный автор пишет: «В конце 20-х годов впервые немалое число еврейских коммунистов выступило в сельской местности командирами и господами над жизнью и смертью. Только в ходе коллективизации окончательно отчеканился образ еврея как ненавистного врага крестьян – даже там, где до тех пор ни одного еврея и в лицо не видели»[154].