– Я тоже думал так раньше. – Илия подхватил съеденную пешку и вынес за границу поля. – Однажды это чуть не подкосило мою веру в себя. Но со временем дошло – это лучшее, что они могли сделать. – Их буйные кони скакали через головы фигур. – То, что советники дают советы, – верно и благостно для государства. Вот если бы они безропотно соглашались или спали во время заседаний, тогда бы я встретил свой истинный кошмар! – Конь Илии вздыбился и пал, сраженный маленькой храброй черной пешкой. – Мне страшно однажды увидеть, как время замрет вокруг, как все останутся безучастны к моим идеям, подобно статуям, как мое правление станет на паузу, потому что никто, кроме меня, не захочет пошевелиться. – Илия проводил коня прощальным взглядом и отомстил за него проломной ладьей. – Пусть спорят, Истины ради. Пусть спорят, только не молчат.
Ликующая ладья и не заметила, как открыла проход к беззаступному белому ферзю.
– Верно говорите. – Второй офицер промаршировал до края черных земель. – Очень мудро. Вам шах.
Илия смотрел, как угроза нависла над королем и ферзем, которые жались друг к другу на обрыве доски. Это был бы простой выбор, не будь в шахматах правил. Офицер заслонил собой короля.
– Вы теряете королеву, – прокомментировал Вельден, сбивая ферзя черной ладьей, готовой умереть после подвига.
Илия захотел сдаться, утратив вместе с ферзем и волю к победе. Но до нее оставалось три решительных хода. И Вельден уже их видел, но не мог же он проиграть бесславно. Илия довершил дело, но белая королева со стороны Вельдена уязвляла его тщеславие. Вельден прочел его тоску с лица.
– Вы сентиментальны в шахматах – не в первый раз замечаю. – Он поднял фигурку двумя пальцами. – Если это так важно, вы могли сделать новую.
Несколько белых пешек с готовностью поджидали на первом рубеже. Но хуже влюбленного гроссмейстера не сыскать.
– А я решил немедля расквитаться, – отбил его выпад Илия.
Поздно было расходиться пораньше. Они, засидевшись, снова расставляли фигуры на места, где им положено стоять до смерти. Еще одна партия, и Илия отправился спать. Бона уже спала, Илия осторожно забрался под одеяло и притянул ее к себе за талию. Если бы он зрел будущее, то не захотел бы просыпаться.
Сумбурный, невыглаженный день, следующий за шахматными победами, завершился скомканно: пришел Тристан, помятый бессонницей и работой. Гонец, принесший пасмурные вести, он протянул Илии какие‑то бумаги. И те говорили с королем исчерпывающе, поэтому он не вытряхнул из Тристана ни слова объяснений. Их и не требовалось. Слишком много слишком разных почерков, – так плохо Илии не было давно. Он метался по кабинету, по коридорам, он хотел выть. Илия думал, к кому пойти, чтобы некто другой прочел ему то, что он уже заучил наизусть, и уверил, что ему не показалось.
– Мама, – негромко позвал Илия, заходя в ее покои.
Никого. Он пробежался дальше, открывал двери, за которыми никого не находилось. «Мама», – звал он так же приглушенно, будто сорвал голос. Вдоль веранды и следующие двери, за которыми обычно Лесли принимала старых подруг и членов семьи. Если не здесь, то…
– Мама… – Илия замер на пороге.
Скрип двери фальшиво подыграл его зову. Лесли стояла посреди гостиной, испуганная, смущенная и возмущенная одновременно, перед ней на колене Вельден, стремглав вскакивающий во весь рост. У Илии закончились слова и слюна во рту, он сглотнул сухой ком и моргнул – может, очередной дурной мираж сегодняшнего вечера. Но Вельден одернул лацканы и вперился в Илию. Король прижимал к солнечному сплетению разобщенную стопку бумаг – писем, доносов и копий страниц медицинских изысканий. Лесли прикрыла руками лицо. Все трое молчали. Илия еще раз оглядел их, шевеля губами, с которых пытались срываться обвинения, но никаких звуков в гостиной, только гуляющая на ветру дверь скулила за спиной. Илия попытался вспомнить, что происходило минуту назад: Вельден на одном колене, королева-мать без напора его отталкивает и пытается вырваться так вежливо, что это походит на неприемлемое кокетство. А теперь она закрывает лицо, мотает головой и веером тонких пальцев, пробегает мимо Илии, едва его не задев. Ее каблуки стучат где‑то позади, стихая и оставляя дверь скрипеть в одиночестве. Тогда Вельден решается заговорить:
– Понимаю, на что это похоже, – говорит он с каменным лицом, и надо признать, оно ему подходит. Если так же он убеждал кнудский Сенат ему довериться, то успех диктатора обоснован. – Отпираться не буду.
Илия вспоминает о том, что жжет его руку и живот даже сквозь одежду.
– А это на что похоже? – кричит Илия и размашисто швыряет пачку на низкий столик между ними.
Вельден сдержанно, с достоинством, словно не он сейчас опростоволосился, поднимает верхний лист бумаги и внимательно знакомится с новым упреком. Наконец, он вскидывает бровь и приподнимает письмо, зажав между двумя пальцами.
– Полагаю, это переписка, предназначенная не для вас.