— Хочу предложить уговор, — продолжает он, — кто бы ни стал командиром, давай будем прислушиваться друг к другу.
Смотрю на него в недоумении. Мы никогда не были друзьями. Но эта сделка… В ней есть смысл. «Прислушиваться» — это не так уж много. И в то же время не мало.
— Хорошо, — пожимаю протянутую ладонь.
Сжимаю кулаки так, что белеют костяшки пальцев. Чёртов Саммерс. «Я обещал Мартинке эрханские туфли». Если бы его не избили до полусмерти на этом проклятом Артагоне, то убил бы его сам.
— Нельзя нарушать перемирие, — Сидзуити как всегда спокоен. Сидит, сложив руки на столе, и не шевелит даже бровью. Как будто не понимает. Моего человека убили. Моего помощника. Как будто сам он не знал Саммерса. Да если бы, чёрт бы его побрал, и не знал…
— Ретт, он сам виноват.
Будто читает мои мысли.
Перевожу взгляд на Клауса. Краем глаза вижу, как мелькает злость на вечно спокойном лице Танаки.
— А ты что скажешь?
Бёлер пожимает плечами. Как обычно манерно, будто снимается в кино.
— Надо отомстить.
— Ретт…
Жестом руки прерываю Сидзу. Он и сам знает, что я его понял. И так же знает, что я не хочу прощать.
Танака только трёт уставшие глаза.
Я смотрю на Клауса.
— Предъявить ультиматум. Пусть выдадут виновных.
— Не выдадут.
Мы оба знаем, как относится Эрхан к нам. Как к грязи. Недоразвитым приматам, которых можно убивать уже потому, что они дикари.
Я включаю коммуникатор на руке.
— Всем занять посты. Боевая готовность — три минуты! — После паузы, — Враг должен знать, что значит нам врать.
— Дома…
Клаус глупо улыбается и я чувствую, что вторю его улыбке. Хотя это не мой дом. На Земле я не был никогда и теперь даже не знаю куда пойти. Просто мне некуда было лететь. Керена погибла, да и чёрт бы с ней. Не знаю, почему так тянет в груди. Я никогда не любил этот мир.
— Какие планы? — стараюсь говорить беззаботно. Три дня без стальных стен вокруг и стального потолка над головой, чем не повод для радости?
Клаус достаёт из нагрудного кармана сигаретку и прикуривает, небрежно щёлкнув зажигалкой.
— Есть одно место, — подмигивает мне.
Поднимаю бровь.
— Пошли.
Он тащит меня к стоянке и уже по дороге объясняет.
— Когда папа, — он говорит это слов странно, с придыханием и ударением на второй слог, и мне остаётся только морщиться от его странного акцента, — когда папа переехал в Париж мне было пятнадцать. Мы жили в старинной квартирке на втором этаже прибыльного дома. На первом — хозяйка, а на третьем — семья де Мортен. Мать и две дочки. Отец их, кажется, служил. Констанс и Жозефин. Одной было четырнадцать, другой шестнадцать. Обе красотки, просто блеск. Де Мортен прислали мне приглашение на день рождение матери, — тут он разворачивается и подмигивает мне, — там будут обе. Но зачем мне две?
Ухмыляюсь, усаживаясь за руль. Это привычка. Клаус секунду смотрит на меня с каким-то напряжением, а затем забирается на соседнее сиденье.
— Так что?
— Ну, не знаю, — протягиваю я, выруливая на аэростраду. Скашиваю на Клауса глаза, — а они не слишком… хм… старомодных взглядов?
Клаус фыркает, вновь становясь нормальным человеком, и я наконец понимаю, что всё это время он попросту придуривался, изображая из себя какого-то героя, о котором я не читал.
— Ни разу, — говорит он, — да и… Не обижайся, Ретт, на тебя серьёзные планы строить смысла нет.
Мне не нравятся последние слова, но я молчу.
Клаус сидит в баре и глушит виски, будто бы ему не надо завтра утром быть на посту. Смотрю на него какое-то время, пытаясь понять, что значит такой внезапный загул. Затем подхожу и сажусь напротив. Отбираю бутылку и отставляю в сторону, предоставив ему пялиться на опустевший стакан.
— Говори.
Клаус косится на меня с непонятной враждебностью, а затем его будто бы прорывает. Из его долгой и сбивчивой речи, обильно скрашенной пьяным бредом, понимаю, что Катерина де Мортен объявлена банкротом.
Пожимаю плечами. Мне не понять несчастья людей, у которых отбирают то, что никогда не принадлежало им.
Получаю в ответ ещё одну порцию неразборчивых упрёков и жалоб, которая заканчивается вполне внятно произнесённой фразой:
— Я не женюсь на ней. Понимаешь? Никогда не женюсь. Она выйдет за того, у кого будут деньги. Точка.
Это внезапное признание вызывает у меня лишь раздражение.
— Будешь так надираться — конечно не женишься. Кто тебе мешает делать деньги, Клаус? У тебя есть всё, чтобы взять хороший старт.
— Я не могу.
— Что, голубая кровь не позволяет? Посмотри, сейчас закончится война. К твоим землям прибавятся трофейные территории на Альтере.
— И что мне с ними делать?
— Сам подумай. Аристократ, — не удержавшись, последнее слово почти выплёвываю и, вздернув его за плечо, тащу к выходу.
— Кто-то должен это сделать, Ретт.
Смотрю на Клауса, как мне кажется, с осуждением, но то ли у меня выходит плохо, то ли он попросту не хочет замечать.
— Война не может длиться вечно. Сейчас она не нужна никому, ни Эрхану, ни нам.
Не думаю, что в моём лице что-то меняется. Последнее время я часто слышу от Клауса такие разговоры и отлично понимаю, откуда они берутся.