Старость — это надолго

Лу, до этого бездельничавший около конюшни, подошел к самой двери, с любопытством заглядывая внутрь. Он заслонил свет, и без того полутемный склад погрузился во мрак. Но Андре это было только на руку; он не стал отсылать слугу, а прошел в темный угол, развязал мешок и принялся высвобождать из него труп. Он загородил собой покойника и в нужный момент без особого труда запустил руку в собственный карман, чтобы достать припрятанное заранее кольцо. Через секунду доктор позвал:

— Так темно… Лу, подойдите сюда. У вас самый острый глаз: поглядите, есть тут что-нибудь?

Он держал руку покойника за запястье. Разумеется, никакой татуировки там не было, но Лу внимательно осмотрел указанное место и подтвердил, что хозяин ошибся.

— Погодите-ка! Что это? — с весьма достоверным изумлением сказал он, резко выпрямляясь. Монахи подошли ближе и вместе со слугой уставились на пальцы покойника, на одном из которых что-то блестело.

— Как я раньше не заметил! Здесь кольцо! — изумился доктор.

— Что за… — начал было брат Арман, но осекся.

— Как же вы осматривали его прошлый раз? — в сердцах воскликнул аббат.

— О, господи… Это же кольцо нашего летописца!

Все ошарашено уставились на брата Андони. Тот играл очень достоверно, как отметил про себя Андре. Недавняя болезнь придала глазам старика лихорадочный блеск; в полумраке склада изможденное лицо с пылающим взглядом производило прекрасный эффект.

Андре снял кольцо с руки и поднес его к свету под напряженными взглядами присутствующих. Едва он раскрыл рот, как колокольный звон заглушил все остальные звуки.

Разъяренный внезапным приказом об уборке брат Модест выполнял свои дополнительные обязанности особенно свирепо. На секунду все растерялись. Начинать службу в такой момент… Однако настоятель принял решение и направился к церкви, дав остальным знак идти за собой.

Доктор был раздосадован этой паузой не меньше остальных. Впрочем, у него сразу мелькнула мысль, что так даже лучше. Они с братом Андони разыграют главную сцену спектакля при всех, и он сможет понаблюдать за выражением на каждом лице.

Месса была особенно бестолковой. Настоятель быстро читал, не поднимая головы от книги. Остальная братия не проявляла сегодня должного почтения, монахи то и дело перешептывались. Брат Модест успел услышать от других о новой находке доктора и тревожно поглядывал на него. Лу проявлял еще меньше терпения; парень топтался на месте, бросая красноречивые взгляды на хозяина, и даже привычная во время богослужений зевота оставила его.

Когда служба закончилась, настоятель захлопнул книгу и зашагал к выходу. Остальные пошли за ним к складу. Оказавшись на месте, настоятель спросил Андре.

— Продолжим! Стало быть, кольцо на руке этого бродяги принадлежало брату Дамьену?

— Ему и никому другому, — решительно ответил за доктора брат Андони, которого поддерживал под руку повар.

— Это ведь значит, — нерешительно сказал брат Модест, — что покойник — наш летописец?

— Боюсь, что так, — ответил доктор.

— А чего его в сторону перевала понесло-то? Там же черт ногу сломит… — пробормотал Лу. Андре про себя отметил, что слуге надо будет дать премию. Об этой реплике он его не просил, парень додумался сам. Или не додумался?.. Между тем все уже вошли в темное помещение склада и стояли рядом с покойником. Его изуродованное лицо смутным пятном выделялось в сумраке. Повар, впервые увидевший обезображенное тело, застыл от ужаса, а доктор сказал:

— Вы правы, это очень странно. Поначалу я предполагал, что он не решился идти через деревню из страха разоблачения. Однако теперь вынужден признать: этот путь был намного безопаснее.

— Да чего там гадать — только страх смерти загнал бы этого безумца в горы! — проронил брат Арман; в его сообразительности Андре даже не сомневался. — Перевал и мне, пожалуй, не одолеть. Где уж летописцу? Хотел, небось, в телегу забраться тайком. Знал ведь, что я груз толком и не проверяю с утра.

— Вот именно! Только и годитесь, чтобы навоз убирать! — выкрикнул настоятель; от ярости он побагровел и напустился на первого провинившегося. — Будь у нас нормальный возница, разве пришло бы брату Дамьену такое в голову? Да не могло попросту!

— Отец Лоран, возьмите себя в руки, — вполголоса обратился к нему повар. — Нельзя давать волю своему гневу, вы должны служить примером…

— Примером кому? Вам? Научитесь вначале обходиться скудной пищей, как подобает монаху, а после уж учите меня сдержанности!

— Нам всем тяжело, — покраснел толстяк. — И не следует делать эту сцену еще более отвратительной.

— Какая чувствительность! Она вам не мешает каждый день напиваться до потери пульса?