Старость — это надолго

— Пожалуй. Я пойду первым, отопру и посвечу вам.

Андре задержался на секунду, чтобы рассмотреть узел на крюке. Веревка оказалась тонкой, но прочной. Он не был в таких делах специалистом, а вот покойник, видимо, разбирался в узлах. Такой можно затянуть даже одной рукой — настолько незамысловато скручена веревка. Доктор подхватил фонарь и зашагал вперед. Выпустив слугу, он прикрыл дверь кельи. Запирать ее не имело смысла.

Уже рассвело, но доктор привычным жестом поднял перед лицом горящую лампу. В сопровождении слуги он пересек дворик и приблизился к закрытому складу. Андре отодвинул засов и раскрыл дверь, Лу вошел. Хозяин указал ему, куда положить тело.

Убийца вытянулся на полу рядом со своей жертвой. Доктору стало не по себе, глядя на них. Два грешника, нарушивших все мыслимые законы…

Андре признал про себя, что не может понять, кому из этих двоих сочувствует больше. Один монах утратил человеческое достоинство в попытках насладиться жизнью напоследок. Другой измотал себя до полусмерти трудом и аскезой, но проявил худшую сторону человеческой натуры в приступе гнева.

Доктор не сомневался, что брат Рикардо совершил убийство, будучи не в своем уме. Слишком слаб был физически, слишком собран внутри… Только серьезное потрясение могло заставить такого человека проявить свою животную сущность.

От размышлений его оторвал голос слуги:

— Мы завтракать-то пойдем?

— Ступайте, я сейчас, — кивнул доктор.

Лу вышел. Андре в последний раз склонился над трупами. Он поправил выпавший из-за пазухи нательный крест брата Рикардо и накинул край капюшона, прикрыв лицо. Что бы он ни натворил, покоя после смерти заслуживает каждый. С этой мыслью доктор запер склад и отправился завтракать.

Брат Модест приветствовал его слабой улыбкой. Повар сидел у кухонного очага. Было видно, что ему приходится нелегко. Смерть друга не на шутку потрясла монаха. За одно утро этот пышущий здоровьем толстяк постарел на несколько лет. Доктор как мог утешительно ему улыбнулся и прошел дальше. Ободрить монаха он успеет и после завтрака, на голодный желудок слушатель из доктора был неважный.

Трапезная уже опустела. Лу успел приступить к завтраку, когда хозяин уселся напротив и надломил свой хлеб.

— Снова каша, — с огорчением шепнул слуга. — Если повар и дальше будет грустить, мы тут с голоду загнемся.

— Едва ли он развеселится в ближайшее время. Впрочем, попробуйте провести день на кухне. Ему поручено начистить все котлы, так что помощь сегодня еще как потребуется. К тому же ваше общество всегда радует брата Модеста. Может быть, развеется.

— Я что, я помочь всегда рад. Тем более на кухне, — оживился парень.

— Только после обеда вернетесь в нашу келью на очередной урок. Есть крыша над головой, есть время… Мы не в дороге, чтобы пропускать занятия.

Последние слова доктора не вдохновили слугу. Он посопел, ковыряясь в тарелке ложкой, и спросил:

— А в дорогу-то когда?

— Не знаю пока, — пожал плечами Андре. — Задерживаться тут нам более ни к чему. После завтрака зайду в мастерскую, поговорю с плотником. Узнаю насчет нашей повозки. И брата Армана спрошу, как себя чувствует Гнедой. По-вашему, он готов везти нас дальше?

— По-моему, готов. Конечно, отдохнуть коньку всегда не помешает, но с копытом уже порядок.

— Вот и отлично. А на пути будет достаточно деревушек и гостиниц, чтобы дать ему отдых.

Лу быстро закончил завтрак и вышел на кухню. Доктор слышал через раскрытую дверь, как слуга предложил повару свою помощь. Тот тихо что-то ответил, и через секунду за стеной затопали громадные сапоги и загрохотали ведра: парень убежал за водой.

Окончив трапезу, Андре с грязной миской в руках прошел на кухню. Он поставил посуду на стол и приблизился к повару. Тот рассеянно вертел в руках щетку для чистки меди, позабыв обо всем. Доктор выждал минуту, другую, а потом сказал:

— Просто в голове не укладывается…

Продолжать не пришлось, потому что брат Модест воодушевленно затараторил:

— Не могу поверить, просто не могу. Это был самый просветленный человек из всех мне известных. Не чурался работы, не гневался, хранил чистоту тела и духа, настоящий стоик… И вдруг убийство! В голове не укладывается.

— Расскажите о нем побольше, — попросил Андре, усаживаясь напротив. — Вы стали приятелями еще до того, как он принял обет молчания?

— Много позже, — грустно улыбнулся толстяк. — До этого он был довольно противной личностью. Знаете, бывают такие гордецы, да еще кастилец… Ведь лет двадцать назад здесь жили монахи с обеих сторон Пиреней. Мы сносно владели языками друг друга, и проблем особых не возникало. Но годы шли, братьев становилось все меньше… словом, сложилось так, что он остался один.

— Он отделился от других?

— Пожалуй, да. В таком маленьком обществе не могло не возникнуть трений. Понимаете, мало здоровья, мало радости, много свободного времени… Боюсь, некоторые забыли, для чего покинули мирскую суету.

— Не все сделали это добровольно, — тихо сказал Андре. — Вспомните несчастного брата Дамьена. До чего его довели благочестивые намерения родни.