Старость — это надолго

— Я имел в виду другое. Возможно, удастся убедить его прислать сюда новых людей.

— Сюда? — саркастически переспросил настоятель. — В эти руины? Нет, вы решительно меня разочаровали.

Он буравил Андре взглядом, так что тому стало не по себе. Доктор нерешительно ответил:

— Признаю, я плохо справился с этим делом. До последнего не верил, что на святой земле может произойти убийство, был так ослеплен этой уверенностью, что пропустил важные сведения мимо ушей… Я виноват. Тем сильнее я хочу помочь Сан-Антонио преодолеть этот кризис. В Уэске я задержусь и постараюсь снискать расположения епископа, чтобы добиться от него положительных изменений для монастыря. И чем убедительнее выйдет письмо, тем скорее сюда пришлют новых людей.

— Пишите, что хотите, — отмахнулся комендант, вставая. — Я почти тридцать лет отдал Сан-Антонио и надеялся оставить по себе добрую славу. Теперь впереди только смерть и забвение.

— Investigabiles viae Domini[13], — пробормотал Андре, берясь за перо. — Наверняка вы сделали все, что было в ваших силах.

— Видит бог, да! Меня назначили настоятелем десять лет назад, когда построили окружную дорогу и монастырь пришел в упадок. Наладить производство чего-либо посущественней мелких партий сидра мы не могли, поскольку никогда не готовились к этому. Пополнений не присылали… Я писал епископу, прося, умоляя и даже требуя разрешить этот вопрос… Но то ли письма не доходили, то ли на нас попросту плюнули — толку не было.

Андре поднял голову от письма. Слова настоятеля угнетающе подействовали на него.

Аббат Лоран тем временем прошелся из угла в угол, мрачно разглядывая скромную обстановку собственной кельи. В задумчивости он подошел к столу, взял нож для бумаг и покрутил в руках. Тусклые блики от солнца, закрытого облаками, пробежали по лицу доктора. Он невольно сощурился и прикрыл свободной рукой глаза. Этот жест привлек внимание настоятеля; он усмехнулся и положил нож на место.

— Не подумайте плохого, но здесь даже меня посещали мысли о самоубийстве. Я вынужденно принял постриг в цвете лет. Почти упал духом, но получив назначение в этот монастырь, летел сюда как на крыльях. Крепость в горах, неприступный форпост, где бок-о-бок трудятся и молятся кастильцы, гасконцы и даже баски… Я верил, что рано или поздно стану здесь настоятелем… Я был рожден командовать, но увы… Пришлось влачить самое жалкое существование, когда я еще полон сил.

Звон колокола прервал его излияния. Настоятель рассеянно оглянулся на дверь, потом повернулся к доктору.

— Кажется, я разболтался. Вы закончили?

— Да, — Андре отложил перо и закрыл чернильницу крышкой. — Оставлю письмо на столе, пусть чернила высохнут. Подпишите его и передайте мне до отъезда.

Он прятал глаза, поскольку после услышанного было неловко смотреть на настоятеля.

Впрочем, тот и сам был не прочь избежать прямого контакта. В молчании мужчины покинули келью и направились к часовне.

Глава 18

Андре выдержал очередную мессу на удивление легко. То ли от сегодняшних переживаний у аббата проснулся ораторский дар, то ли многолетняя практика наконец дала свои плоды, — но он читал свой текст совсем неплохо и даже вдохновенно. Остальные монахи вели себя более чем прилично, никто не перешептывался и не морщился. Лишь брат Модест слегка покачивался и часто зевал, но скука здесь была явно не при чем.

Доктор время от времени поглядывал в окна. Едва ли стоит надеяться на скорое возвращение Лу и брата Армана: погода совершенно испортилась. Небо заволокли тяжелые низкие тучи, порывами дул ветер. Гадать не приходится: вот-вот начнется дождь и будет лить до утра. Когда месса закончилась, монахи в сопровождении Андре отправились обедать. Даже в полузакрытом внутреннем дворике монастыря невозможно было спрятаться от пронизывающего ветра. Он трепал рясы, срывал капюшоны с бритых голов. Доктору приходилось держать шляпу и плащ обеими руками. Войдя кухню, он не скрыл вздоха облегчения.

Пообедав порядочно разваренным капустным супом, монахи понемногу разбрелись. Очевидно, они привыкли к подобным кулинарным вывертам брата Модеста, когда повар предавался пороку пьянства. Об Андре такого сказать было нельзя. Он не раз перекусывал скверной едой в придорожных трактирах, но эти дни остались далеко в прошлом. Последние полгода доктор питался в самых дорогих харчевнях, а в пути ему готовил Лу, в котором обнаружились неплохие кулинарные способности.

Андре битый час просидел над тарелкой, сетуя на собственную изнеженность. Нести ее на кухню полной не позволяла симпатия к брату Модесту. Впрочем, выйдя наконец из трапезной, он понял, что переживал за чувства приятеля напрасно. Тот развалился на стуле и допивал остатки вина прямо из бутылки. Толстяк широко расставил колени; его левая нога в сандалии находилась в опасной близости от огня. Доктор поставил пустую посуду на стол и подошел к повару.

— Вам не следует злоупотреблять вином. Это никому не прибавляло здоровья, а в вашем возрасте вовсе может быть опасно.

— Оставьте, — скривился брат Модест. — Кому какое дело, как я доживаю свои дни?