Старые страницы

– Какъ чмъ? именво тмъ, что оно выпускаетъ въ общество круглыхъ невждъ, съ дипломами образованныхъ женщинъ, золотитъ медалями поверхностное знаніе, которое, года два спустя, переходитъ въ рецидивъ малограмотности. И что годъ, то эта невжественность шире и замтне распространяется въ женскомъ обществ. Если вы встрчаете женщину, хранящую слды полученнаго образованія, способную проявить, что мозгъ ея – не первобытная, хотя бы и драгоцнная глыба, что кто-то когда-то поработалъ надъ нимъ педагогическимъ рзцомъ, – этой женщин почти обязательно 30–35 лтъ. Это – осколки эмансипаціоннаго теченія, волною докатившагося отъ шестидесятыхъ годовъ до половины восьмидесятыхъ и тутъ разбившагося…

– Какъ «разбившагося»? Когда же и поразвилось-то оно, какъ не въ наше десятилтіе? Посмотрите, – однихъ путей къ самодятельности сколько предоставлено теперь женщин…

– Къ какой самодятельности-то? Черненькой! Чтобы стать телеграфисткою, фельдшерщею, акушеркою, конторскою или телефонною барышнею, контрольною счетчицею etc. – общаго образованія не требуется: достаточно спеціальной технической сноровки и того природнаго практическаго смысла, которымъ надлено огромное большинство женщинъ. Нтъ, говоря откровенно, мы, русскіе, весьма искусно и двусмысленно надуваемъ нашъ прекрасный полъ на оба фронта: и образованіемъ, которое-де «есть залогъ самодятельности», и самодятельностью, которую предоставляемъ нашимъ женщинамъ лишь въ формахъ доступныхъ почти безъ всякаго образованія. Сидитъ бдняжка въ контрол, переписываеть въ общую вдомость по графамъ съ красненькихъ и зелененькихъ листковъ количество шпалъ на перегон между Сивоплюйскомъ и Торчмястойскомъ и недоумваетъ: ужели я для того про Лже-Смердиса учила? А, если не для того, то зачмъ же, зная про Лже-Смердиса, я не могу найти иного труда, какъ механическое переписываніе зеленыхъ и красныхъ бумажекъ на блую бумажку? Общество предо мною когда-нибудь да неправо: либо когда заставляло меня учить про Лже-Смердиса, зная, что онъ мн ни къ чему, a придется мн возиться съ зелеными и красыыми бумажками; либо когда засадило меня за красныя и зеленыя бумажки, хотя я, по приказанію его, выучила про Лже-Смердиса. Такъ какъ красныя и зеленыя бумажки даютъ тружениц рублей 40–50 въ мсяцъ, a Лже-Смердисъ – ни даже мднаго гроша, то она весьма скоро приходитъ, если не къ сознательному, то къ инстинктивному убжденію, что красныя и зеленыя бумажки суть вещь, a Лже-Смердисъ – гиль, и забрался онъ, «дуракъ», въ голову контрабандою и удерживать его тамъ не стоитъ… Ну, a затмъ процессъ улетучиванія сомнительной гимназической премудрости – разъ начался, такъ уже не прекратится, покуда вовсе не опустошитъ мозги отъ ненужныхъ полузнаній.

– Послушайте! Но зачмъ, въ самомъ дл, трудящейся женщин какіе-нибудь Лже-Смердисы?

– Ршительно незачмъ.

– Такъ велика ли бда, если она ихъ и позабудетъ?

– Вы вотъ адвокатъ. На Лже-Смердиса ссылаться при защит вамъ, конечно, никакой судъ не дозволитъ. Однако, вы помните о немъ.

– Помню.

– И считаете нужнымъ помнить, потому что онъ, сколь ни малая песчинка въ пустын прошлаго, все же составляетъ частицу вашего образованія. A вотъ Марья Ивановна наврно не помнитъ, хотя она всего пятый годъ, какъ изъ института и кончила курсъ съ золотою медалью. И y нея нтъ даже извиненія зелеными и красными бумажками, ибо она выскочила замужъ прямо со школьной скамьи въ полную обезпеченность.

– Тоже, батюшка, въ семь-то не до Лже-Смердисовъ!

– Согласенъ. Но въ такомъ случа, когда же до нихъ?

Въ труд – Лже-Смердисы балластъ, въ семь – тоже. Кто же воспользуется Лже-Смердисами? Дюжина старыхъ двъ, y которыхъ не будетъ семьи и которыя достаточно обезпечены, чтобы не искать труда?

– Позвольте: a вотъ эти женщины лтъ 30–35, о которыхъ вы говорили выше, он-то своихъ Лже-Смердисовъ пронесли сквозь трудъ и семью?

– Во всякомъ случа, съ гораздо большею памятливостью, чмъ сейчасъ даже только-что «кончалыя» гимназистки.

– Вотъ видите: значитъ, возможно совмстить Лже-Смердисовъ съ практикою жизни.