Старые страницы

Мало что есть подле покушеній мужчины, власть имущаго въ какой-либо дловой или служебной организаціи, покушеній на честь женщины или двушки, занимающей въ такой организаціи скромное рабочее мстечко. Преступленіе это надлежало бы подвести подъ категорію «съ отягчающими вину обстоятельствами» – поставить наряду съ обольщеніемъ опекаемой опекуномъ, ученицы – наставникомъ и т. п., наряду съ тми ужасными насиліями, когда жертва поставлена въ невозможность самозащиты. Изъ десяти женщинъ, преслдуемыхъ властнымъ любострастіемъ при подобныхъ условіяхъ, девять обречены на неизбжное паденіе, a – которая суметъ сберечь себя, дорого обходится ей купить свое право на цломудріе! Такъ дорого, что и самую жизнь свою приходится иной разъ включить въ эту мрачную цну. Даже въ столиц, гд арена женскаго труда шире и оплата его приличне, гд дло больше на людяхъ идетъ и, слдовательно, трудящейся легче протестовать, есть кому пожаловаться на обидчика, есть кого и на защиту свою позвать, – даже и въ столиц жизнь слагаетъ въ области этой отвратительныя и грозныя сказки. A тамъ – во глубин Россіи, гд «рядомъ лсище съ волками-медвдями»? гд «мужикъ-пьяница ходитъ, баба необразованная»? гд единственный «интеллигентъ» – это именно твое начальство, отъ котораго ты вся зависишь, въ чьихъ рукахъ и твой матеріальный достатокъ, и твоя политическая благонадежность, и твоя служебная карьера, и самая твоя репутація, потому что – стоитъ начальству дать о теб охмтку «сомнительной нравственности», и ты погибла навсегда для труда своего, какъ погибла двушка, опозоренная г. Бекетовымъ. О! аглицкіе милорды великолпно знаютъ могущество всхъ этихъ орудій доставшейся въ лапы ихъ силы, и умютъ ими пользоваться для своихъ дрянныхъ цлей и наслдственныхъ замашекъ. Эти бдныя «уважаемыя труженицы Марьи Ивановны», на своемъ тридцатирублевомъ жалованьи, обязанныя изъ него и сами кормиться, и семьямъ посылать, беззащитны столъ же, какъ и былыя «Машки-подлянки»; но – помилуйте! куда же ихъ занятне и пріятне! Что такое была «Машка-подлянка»? Двка-дура, ходячее мясо, самка безсловесная. A вдь Марья-то Ивановна – барышня, она наукамъ обучалась, по-французски съ грхомъ пополамъ говоритъ, книжки читала, съ нею и о чувствахъ потолковать возможно, и въ любовь, до поры до времени, благородно поиграть. И удовольствіе свое получилъ, и иллюзію соблюлъ, – какой, Господи благослови, шансъ образованнаго развлеченія въ деревенскомъ невжеств!

Съ одной стороны – обольщеніе, съ другой – постоянная возможность неотвратимаго нравственнаго насилія, и горитъ между этими двумя огнями бдная женская жизнь, и нтъ ей ни жалости, ни пощады. Мн скажутъ: ну, голубчикъ, пошли преувеличивать! Не вс же падаютъ, многія выходятъ изъ борьбы побдительницами… Да, еще бы вс! Этого только не хватало! Еще бы вс! Вдь и между Машками были такія, что въ омуты бросались, въ петлю лзли, a чести своей аглицкимъ милордамъ не отдавали. Но альтернатива-то – именно та же самая: то-есть – между омутомъ, петлею и благосклонностью аглицкаго милорда.

Женскій трудъ обезпеченъ въ спокойствіи своемъ только тамъ, гд порядочны мужчины. Когда мн возражаютъ многія нетрудящіяся женщины, что отъ самой двушки вполн зависитъ поставить себя такъ, чтобы ее уважали, не смли къ ней «лзть» съ глупостями, понимали ея порядочность и неприкосновенность, – я, гршный человкъ, думаю, что это фразы. То-есть, можетъ быть, и не вовсе фразы для гостиной, но въ магазин, контор, банк, на телеграф – «слова, слова, слова» и только.

– Какое несчастье быть хорошенькою! – искренно вырвалось восклицаніе y моей знакомой барышни, горемычной красавицы, работающей въ одной изъ петербургскихъ банкирскихъ конторъ.

– Что такъ?

– Да то, что вчно чувствуешь себя дичью, которую всякій норовитъ поймать, зажарить и състь.

A другая говорила мн:

– У насъ хорошій составъ служащихъ: вс люди вжливые, не нахальные, a все-таки я чувствую, что какъ-то опускаюсь между ними, внизъ качусь… Держать себя я умю, и, конечно, никому не позволю неприличныхъ отношеній, но – вотъ въ томъ-то и бда, что понятіе неприличныхъ отношеній ужасно растяжимо.

– То есть?

– Да вотъ, напримръ, я до поступленія на службу не знала ни одного скабрезнаго анекдота, a теперь y меня ихъ въ памяти – цлая хрестоматія.

– Откуда же такая просвщенность?

– A отъ Карла Францовича, – это главный агентъ нашъ. Прекрасный человкъ и добрый очень, но – прямо ужъ слабость такая: не можетъ мимо жевщвны пройти, чтобы не сказать двусмысленности. Я сперва хмурилась было, a ему – какъ съ гуся вода. A товарки по служб говорятъ: вы напрасно длаете гримасы Карлу Францовичу! Онъ мстительыый, онъ васъ подведетъ… Ну, я и подумала: что же, въ самомъ дл, врага наживать? Пусть себ вретъ, что хочетъ! Вдь меня отъ того не убудетъ…

Сегодня «меня не убудетъ» – отъ того, что выслушаю сомнительный анекдотъ отъ главнаго агента Карла Францовича.

Завтра – «авось, не слиняю» – отъ того, что директоръ, возвратясь въ контору съ удачной биржи, посл веселаго завтрака y Кюба, вдругъ взялъ, да и послалъ мн ни къ селу, ни къ городу воздушный поцлуй.