Читаем Стелла Крамриш, Присутствие Шивы полностью

Когда боги впервые с изумлением следили, как солнце в равноденствие двигалось от одной звезды к другой и как вместе с ним начало года отодвигалось от Ориона, они наблюдали на эклиптике прецессию равноденствий, величайшее космическое движение времени. Рудра, Дикий Охотник, целился в Праджапати, год. Намеревался ли он прекратить или отменить движение времени, как прежде он намеревался воспрепятствовать истечению жизни из Не-проявленного? Мифический образ Праджапати — антилопа, тогда как ритуальной формой его является год. В проекции на звезды эти две формы совпадают. Созвездие Ориона рассматривалось как образ Праджапати, антилопы. В этом качестве Праджапати занимал фиксированное положение на небе, тогда как на земле зримым символом Праджапа-ти-года была архитектоника ведического алтаря. Кажется, однако, что движение точки равноденствия, отмечавшей начало года (т. е. Праджапати), из Ориона в Альдебаран (Рохини), и есть смысл звездного мифа.

Главным героем его был Рудра, чей безымянный союзник-антагонист — Время. Время началось в резонансе с Ру-дрой, в их совместной неопределенности. Неопределенность Калы должна была стать определенностью Смерти. Рудра как Шарва, свирепый стрелок, ввел ее, а Рудра как Мри-тьюнджайя освобождал от нее. Мир Рудры, Неистового Бога, был согласованным. Его образец был установлен на заре мироздания, когда он стал Пашупати, Владыкой Животных.

Рудра — это Агни, Огонь. Огонь — охотник. Время — пламя, которое прожигает себе путь, прокладывая его сквозь жизнь; Калагни, огонь, который есть время, сжигает жизнь, завершая ее. Кала, Время, есть Смерть. В своем космическом измерении он есть Калагни, огонь судного дня, полностью поглощающий творение.

Действуя как Дикий Охотник, Рудра привел время в движение. По видимости оно препятствовало непосредственному намерению Рудры, хотя обеспечивало измерение, в котором проявлялись его действия. Рудра и Кала были сизигией, толчок которой давал Рудра. В конце юг огонь, который есть Смерть, как Калагни поглощает все, включая время. «Поклонение Черному Кале; поклонение разрушителю Калы»202. Шива в полном проявлении своей природы есть огонь, поглощающий тьму (тамас) времени и само время. Шива — перводвигатель, в качестве Калакалы 203, Времени вне времени, исполненный высочайшего блаженства, он танцует при разрушении мира 204. Окруженный языками пламени, он растворяет все формы своим неистовым танцем, и их сущность поглощается космическим сознанием, Шивой. Во время пралаи, растворения, проявление спит, пока его дремлющая потенциальность не проявится на рассвете нового творения. Затем она прорастает из Вечности во время.

Поле действия Времени, противника и alter ego Шивы, — проявленный мир. В форме аюса, продолжительности жизни или проживаемого времени, оно стоит как «ось в гнезде Высочайшего» 205. Этот знак — один из пограничных столбов, отмечающих границу между человеческим пониманием и абсолютной трансцендентностью. «Гнездо Высочайшего», где рождается жизнь, находится, как и бык-корова, образ Агни, на тончайшей и незаметной линии, которая преграждает вход в высшую реальность. Сама по себе не поддающаяся измерению, она находится за пределами понимания человека, ради которого и ставятся знаки на границе.

Первый выстрел Рудры стал сигналом, что творение временного мира, сферы движения и действия началось. Парадоксальным образом его стрела уклонилась от рождающегося мира существ. Рудра целился в том направлении, откуда семя собиралось извергнуться. Итак, он начал свое движение, выпуская в качестве Шарвы стрелу в творение. Рудра начинает свое дело как охотник, лучник, а завершает как танцор. Его первым свидетелем и жертвой стал Отец. В конце он остается единственным свидетелем поглощения временного мира пламенем.

Дело Шивы как космического танцора завершена, но это не окончание. Великий Бог вытанцовывает космос из существования в конце каждого эона. Творение-разрушение, вечный процесс, происходит в темпоральном мире Рудры-Шивы.

По собственному желанию он рождается сыном Брахмы, Творца. Брахма хотел, чтобы его сын завершил творение, но Рудра стал Стхану, неподвижным, отрешенным, отринувшим жизнь, которую должен был, согласно желанию Праджапати, выплеснуть в мир. Как Стхану, столб, он явил себя двойником дерева жизни, еще не сожженного топлива для его огня, могучего в бесплодной, казалось бы, пустыне, подобной белому пеплу, который он струил из своего тела для риши Манканаки.

Стхану был безучастен, работа Брахмы оставалась незавершенной; Стхану — знак реальности, что не имеет определений, но может быть реализована. Словно знак прекращения, Стхану, столб, символизировал остановку времени, состояние за пределами смерти. Символическая форма Стхану — ствола без веток, противоположна образу танцующего Шивы со множеством рук, развевающимися волосами, наполняющими космос ритмом его бытия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение