Стенание

– Мясистый цыпленочек, – сказал он одобрительно, но тут же принял серьезный вид и укоризненно добавил: – Миссис Слэннинг утверждает, что вы сговорились против нее со своим коллегой мастером Коулсвином. Вы ходили к нему в гости. Более того, она уверена, что вы коварно подсунули ей совершенно неподходящего эксперта по вопросу стенной росписи – основного предмета тяжбы, – специалиста, который не выказал бедняжке никакого сочувствия. Якобы этот эксперт, некий архитектор по фамилии Адам, был в сговоре с вами и Коулсвином. Мне бы было легче представлять интересы клиентки, брат Шардлейк, если бы вы прокомментировали все это.

На краткое мгновение у меня возникло искушение ответить грубостью, в духе Барака, но вместо этого я спокойно сказал:

– Ну, положим, эксперта она выбрала сама из предоставленного мною списка, не спрашивая ничьего совета.

Винсент наклонил голову:

– Миссис Слэннинг также утверждает, что, как и Коулсвин с ее братом, вы являетесь опасным религиозным радикалом. Боюсь, несмотря на мои возражения, она настояла на возбуждении судебного дела по этому поводу в сентябре. Считаю своим долгом предупредить вас, что моя клиентка включила данный пункт в официальную жалобу, направленную в Линкольнс-Инн. – И Дирик уставился на меня холодными зелеными глазами.

Я ответил, еле сдерживаясь:

– Вы прекрасно знаете, что никакой я не радикал.

Мой посетитель пожал плечами:

– Ну, лично мне все равно, так оно или нет, однако в наши дни не выдвигают публично подобных обвинений, не имея на то веских оснований. Я не собираюсь ничего обсуждать, просто решил поставить вас в известность.

– Вы правы. В наши дни не имеет смысла обсуждать обвинения в религиозном экстремизме. Кого бы то ни было. – В моем голосе прозвучало предостережение. В Дирике была толика безрассудства, ему порой не хватало здравомыслия в суждениях, и он любил доставлять людям неприятности ради неприятностей – просто из чистой вредности.

Он наклонил голову:

– Я думал, охота на еретиков закончена.

– Этого никогда не знаешь наверняка.

– Ну, полагаю, вам виднее. Помнится, у вас есть связи при дворе…

– Брат Дирик, – сказал я, – давайте лучше поговорим о деле. Вы должны знать, что продолжать тяжбу абсолютно бессмысленно. Эксперты ясно и определенно выразили свое мнение и дали однозначное заключение. А мой оппонент мастер Коулсвин – если вы пытаетесь выудить сведения о нем – умный и рассудительный человек. По моему мнению, и Изабель Слэннинг, и Эдвард Коттерстоук не имеют другой цели, кроме как напакостить друг другу. Будет лучше для всех, если это дело поскорее закроют.

Винсент приподнял одну бровь:

– Думаю, вы тоже знаете, брат Шардлейк, что миссис Слэннинг никогда не пойдет на мировую. Это исключено.

Он был прав. Мне вспомнилось лицо Изабель – морщинистое, суровое, непреклонное…

Дирик встал, сунул папку с бумагами под мышку и самодовольно ее погладил:

– Как я уже заметил, цыпленочек мне попался мясистый. Я пришел сказать, что буду биться за интересы клиентки изо всех сил, но не стану поощрять обвинений в ереси, которые выдвигает миссис Слэннинг. Я прекрасно знаю, как это опасно. А что касается ее жалобы на ваш непрофессионализм, то разбирайтесь с ней сами. Меня это не касается.

Я кивнул. Хорошо уже то, что Дирик проявил хоть какой-то здравый смысл.

– С удовольствием предвкушаю поединок с Коулсвином.

С этими словами Винсент поклонился мне и вышел.

Я некоторое время молча сидел за столом, скорее раздраженный, чем рассерженный тем, что в мою жизнь вернулся Винсент Дирик. Замечание о религиозном заговоре в деле Изабель Слэннинг выглядело смехотворным. Но если она продолжит свои обвинения, это вызовет беспокойство у Филиппа Коулсвина, и, возможно, он даже увидит в них серьезную угрозу. Нужно будет непременно его предупредить.

Я тяжело вздохнул и вернулся к работе. Стало прохладнее, солнце начало садиться, и Гейтхаус-Корт затих. Около шести снова раздался стук в дверь, и я опять подумал, что это Барак или Николас, но это был Скелли, который зашел попрощаться и передать мне записку.

– Только что принесли, сэр, – сказал он. – Кто-то подсунул под дверь.

Записка предназначалась мне: мое имя было нацарапано неровными заглавными буквами, а сама она была запечатана бесформенной кляксой воска.

Клерк ушел. Я сломал восковую печать и развернул лист. Записка оказалась анонимной, а текст был следующим:

МАСТЕР ШАРДЛЕЙК!

МОЛОДОЙ НИКОЛАС ОВЕРТОН У НАС. ЕСЛИ ХОТИТЕ УВИДЕТЬ ЕГО СНОВА, ЗАЙДИТЕ В ДОМ С ЗЕЛЕНЫМИ СТАВНЯМИ ЧЕРЕЗ ДВА ДОМА НИЖЕ ВЫВЕСКИ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ФЛАГА НА НИДЛПИН-ЛЕЙН, 1, СЕГОДНЯ В 9 ВЕЧЕРА. ТОЛЬКО НИКОМУ НЕ ГОВОРИТЕ ВО ДВОРЦЕ, У НАС ТАМ ЕСТЬ ШПИОН. ЕСЛИ НЕ ПРИДЕТЕ, МЫ ПРИШЛЕМ ВАМ ГОЛОВУ ПАРНЯ.

Глава 28