Стенание

– К тому же, признаюсь, после стычки в порту я серьезно призадумался. О том, кто я есть, на что способен и на что не способен. Я по натуре своей не боец, и у меня семья, о которой я должен думать. Мои таланты, какие есть, лучше проявлять, сидя за письменным столом. Именно так, – добавил он, – я могу служить делу Реформации. Поверьте, я искренен в своей вере, как и в своей неизменной любви и уважении к королеве.

– Но теперь вы, прежде всего, преданы Сеймурам, а не Паррам, – посмел заметить я.

– Оба семейства относятся к реформаторам. Брат Шардлейк, я последовал за вами, желая сказать то, что, как я думаю, вам следует знать. Лорд Парр сдает. Когда я уходил, то даже не подозревал, насколько он болен, но теперь хочу предупредить, что, если ваше участие в делах королевы продолжится – а мне известно, что вас вызывали на Тайный совет, – вы должны полагаться не только на его, но и на свои собственные суждения. – Уильям со значением посмотрел на меня.

– Я тоже заметил сейчас, что лорд Уильям не совсем здоров, – тихо сказал я.

– И на него очень давит все… – Сесил протянул руку вперед, к исчезающей вдали кавалькаде, – все это. У него много дел в Хэмптон-Корте, ибо королева играет значительную роль в церемониях.

– Да, знаю. Я буду там в понедельник.

Уильяму не было нужды догонять меня, чтобы говорить подобные вещи. Однако тем не менее я сказал ему:

– Спасибо, брат Сесил.

– Если вдруг услышу что-нибудь полезное для вас или для королевы, непременно вам сообщу.

– Интересно, что все-таки случилось с ее книгой?

– Лорд Парр считает, что рукопись уничтожили.

– А вы сами как думаете?

– Я не знаю. Знаю только, что момент, когда консерваторы могли бы использовать ее с максимальной выгодой для себя, упущен. Теперь ветер дует в другую сторону, причем очень сильно. Может быть, поняв это, похитители предпочли избавиться от книги. – Мой собеседник покачал головой. – Боюсь, мы никогда не узнаем правду.

Мы поехали дальше, беседуя о предстоящих церемониях и о последующей поездке Генриха. Очевидно, из-за плачевного здоровья короля она продлится недолго: он лишь остановится в Гилдфорде на пару недель. В начале Канцлер-лейн мы с Сесилом расстались.

– В общем, наша тайна еще не разгадана, – заключил я. – Если вдруг услышите что-нибудь, пожалуйста, известите меня.

– Можете не сомневаться, сразу сообщу, – пообещал Уильям.

Направившись вперед по Канцлер-лейн, я подумал: «Ага, сообщишь – но только при условии, что это будет на пользу как Паррам, так и Сеймурам».

Глава 47

Я вернулся домой, весь обливаясь по́том, и подъехал к конюшне, решив, что теперь пришло время поговорить с Тимоти.

Но мальчика в конюшне не оказалось. А Мартин и Агнесса, наверное, занимались чем-то в доме. Я устало спешился, снял мантию и сержантскую шапочку и вошел в дом. И тут же услышал на кухне женский плач – отчаянные, мучительные рыдания. Я понял, что это Агнесса Броккет. Джозефина что-то тихо бормотала, а потом Мартин воскликнул громко и сердито:

– Божьи кости, девочка, оставь уже нас в покое! Не смотри на меня своими коровьими глазами, глупое создание! Убирайся!

Джозефина с горящими щеками вышла в прихожую, и я тихо поинтересовался:

– Что случилось?

– О сэр, мастер и миссис Броккет… – Девушка осеклась, когда, услышав мой голос, из кухни вышел Мартин.

Его квадратное лицо пылало злобой, но он взял себя в руки и вежливо спросил:

– Можно поговорить с вами, сэр?

Я кивнул:

– Пройдемте в гостиную.

Когда дверь за нами закрылась, я сказал:

– Что такое, Мартин? Надеюсь, вы не признались Агнессе, что стали доносчиком?..

– Нет! Нет! – раздраженно замотал головой эконом, а потом более спокойным тоном продолжил: – Дело совсем не в этом. Причина в нашем сыне Джоне.

– А что с ним?

– Мы получили из Лестера письмо от тюремщика. У Джона отек легкого. Вызвали доктора, и тот сказал, что он, похоже, умрет. Сэр, мы должны быть рядом с ним. Агнесса настаивает, чтобы выехать сегодня же.

Я посмотрел на Броккета и, заметив отчаяние в его глазах, понял, что его жена поедет к сыну и Мартин, который при всех своих грехах любил Агнессу, отправится вместе с нею, невзирая на последствия.

– Когда было отправлено письмо? – уточнил я.

– Три дня назад. – Эконом безнадежно покачал головой. – Может быть, уже поздно. Это убьет Агнессу. – Я не ответил, и он заявил с внезапным вызовом: – Вы не можете удержать нас, сэр. Делайте что хотите. Дайте мне дурную рекомендацию, распустите по Лондону слух о том, что я сделал. Скажите все людям королевы. Мне все равно: мы сегодня уезжаем.

– Мне жаль, что с вами такое случилось, – вздохнул я.

Эконом не ответил – он просто продолжал смотреть на меня безнадежным взглядом. Я задумался, а потом сказал:

– Вот что, Мартин Броккет, я хочу заключить с вами сделку. Отнесите еще одну записку в ту таверну – прямо сейчас. Сообщите в ней, что у вас есть важные новости и что вы будете в доме у Смитфилдской площади завтра в девять вечера.

Эконом глубоко вздохнул и повторил, еле сдерживаясь:

– Мы сегодня уезжаем.