— Вот и появилось ощущение, что здесь пахнет жареным. В двух солидных журналах и одной газете мне сказали: «Денис! Ты человек опытный, поезжай и найди эту четверку. За эксклюзив и журналистское расследование получишь такую-то сумму. В расходах можешь себя не стеснять». Я поехал, а почему бы нет? Ничего срочного у меня на тот момент не было, поездки в провинцию всегда душу греют. Я ведь сам из небольшого городка, в Москву потом перебрался.
Тут я почувствовал, что в моей речи непроизвольно проявляется какой-то еврейский акцент и дальше поневоле последует сообщение, что этим родным городком был-таки Бердичев. Пришлось усмирять, как выражаются классики, скакуна моего красноречия.
Баркаев оставался холодно-вежливым. Похоже было, что моя душераздирающая история на него не действовала никак. Время шло, веревки слабели.
— Товарищ ваш тоже из Москвы?
— Отнюдь. Он просто мой старый знакомый, журналист из Ставрополя. Встретил здесь случайно и не удержался, втянул в расследование. Вдвоем ведь всегда легче работать, не правда?
— Костюмы свои замечательные, оружие и прочие штучки с собой привезли?
— Ну-у… Нет, конечно. За деньги сейчас везде и все можно достать. А деньги у меня были, ведь мне предложили не стесняться в расходах, лишь бы найти этих журналистов.
— И что, все, так сказать, свободные журналисты чуть что, начинают стрелять? И дерутся как каратисты с черными поясами?
— Ну почему, далеко не все. Но если у тебя такая опасная профессия, то нужно уметь защищать себя. Мало ли куда можешь попасть. Приходится учиться всему понемногу. А когда ваши люди стали размахивать автоматами, мы поняли, что дело пахнет керосином. Тут ведь такое о вас рассказывают. Испугались и начали стрелять. Умирать кому приятно?
Честное слово, мне сейчас хотелось закинут ногу за ногу и расположиться как можно непринужденнее. По крайней мере появилась уверенность, что мне за такую наглость не врежут тут же по башке. Я нес всю эту чушь только в надежде протянуть время и дать возможность себе и Загайнову распутать узы на руках. И совершенно не представлял, насколько хватит терпения у Баркаева. Он и так что-то слишком либерально к нам отнесся, несмотря на очевидность ситуации.
Наши костюмы и снаряжение действительно говорили сами за себя. Какой же это дурак поверит, что обыкновенные журналисты палят без разбора во все стороны, швыряют ампулы с парализующим газом и прут напролом, как штурмовая группа при взятии самолета, захваченного террористами? Хотя всякие журналисты бывают. Особенно в наше время.
— Так что войдите в наше положение. Приехали по пустяковому поводу: найти пропавших коллег и тем самым денег немного заработать, а тут… Простите, сигареты у вас не найдется?
Словно не услышав моего вопроса, Баркаев прошелся по комнате, ненадолго скрылся у меня за спиной, очевидно, обозревая Сашку, потом опять появился в поле зрения.
— Вы хорошо знаете своих так называемых коллег? — поинтересовался он почти равнодушно.
Осторожно, Денис, шепнул мне внутренний голос, тут может быть ловушка.
— Ну, не то чтобы хорошо, в Москве журналистов как собак нерезаных, но встречались, было дело.
Баркаев задумчиво кивнул, потом скомандовал:
— Боча! Приведи…
Загайнов ощутимо дернулся. Но я не думал, что москвичи при очной ставке так уж будут отрицать наше знакомство. В крайнем случае провалы в памяти можно списать на их состояние. После двух недель в тюрьме много чего можешь не вспомнить. И наоборот.
Несколько минут прошло в молчании. Охранники сопели, Баркаев мерил комнату маленькими шажками, мы с Сашкой продолжали незаметно трудиться над веревками. Потом опять стукнула дверь, Загайнов опять дернулся и незнакомый женский голос произнес:
— Ты меня звал, Махмудик?
Вот новость! Боча привел совсем не Стоянова и его товарищей, а неизвестно где содержавшуюся Краснитскую. И, судя по ее голосу, содержалась она отнюдь не в таких условиях, как остальные трое.
— Да, дружок, — неожиданно мягко ответил Баркаев. — Проходи. Тут твоя помощь потребовалась.
Журналистку я узнал сразу, хотя она сильно отличалась от своей фотографии. Есть такой тип нефотогеничных женщин, которые на снимках смотрятся серо и невзрачно, но при непосредственном общении производят неизгладимое впечатление. Теперь мне стало понятно, почему красавец и дамский любимец Стоянов жил с ней гораздо дольше, чем с остальными подругами. От Софьи Краснитской исходил почти неприкрытый дух чувственности. Я просто физически ощущал, как хорошо может быть с этой женщиной в постели. Думаю, точно такие же эмоции она пробуждала и во всех мужчинах, независимо от возраста и темперамента.
Таких огромных синих глаз я не видел никогда в жизни. Из них шел свет, они сияли, черт побери! Взгляд ее, казалось, проникал в самую душу.
И в то же время в ней не было ничего особенного. Среднего роста, немного полноватая, одета неброско в темно-зеленое платье ниже колен. Никаких украшений, туфли на низком каблуке. Увидев ее на улице, да еще и сзади, можно было равнодушно пройти мимо. Но если заглянуть в глаза!..