Софья, не обращая на нас с Загайновым внимания, подошла к Баркаеву, легко коснулась его щеки губами.
— В чем дело, милый?
— Скажи, тебе эти люди не знакомы?
Женщина обратила взор на меня, потом в задумчивости обошла кругом нашу связанную пару, помолчала.
— А кем они представились?
— Утверждают, что журналисты, ваши знакомые, приехали вас разыскивать.
— Это вполне вероятно, я же тебе говорила, что кого-то непременно пошлют на поиски.
— Я знаю, сейчас в республике специальная комиссия из Москвы работает. Но конкретно эти двое?
— Они мне незнакомы.
Это прозвучало, как приговор. Не потому, что Краснитская нас не знала, а просто по тону. Незнакомы — значит, без сомнений можно выводить в расход.
— Точно?
Софья еще раз оглядела нас с ног до головы, задержала взгляд на моем лице.
— Погоди-ка…
Прошлась вокруг Загайнова, вернулась ко мне.
— Того я точно вижу в первый раз. А этот… Так-так… Вспомнила. Я видела его в Москве в офицерском мундире, вот только в званиях не разбираюсь. На погонах по одной большой звезде.
— Майор, — с тихим удовлетворением констатировал Баркаев. — А цвет петлиц какой был, не припомнишь?
— Ну, такой голубой, крылышки еще с парашютиком. Но здесь я не уверена. У меня на лица память абсолютная, а одежда только иногда запоминается.
— Не важно. Самое главное ты вспомнила. Это десантник… Спасибо, ты мне очень помогла. А теперь иди, у нас тут мужские разговоры будут, женщинам совсем не обязательно присутствовать.
— Вечно ты со своими кавказскими правилами, — сказала Софья. Но недовольства в ее голосе не было, она словно мурлыкнула. И выплыла из комнаты.
Вот теперь нам пришел окончательный звиздец, подумалось мне. Если раньше оставалась какая-то надежда даже не выкарабкаться, а хотя бы оттянуть время и успеть подготовиться к последней схватке, то теперь счет пошел на минуты. Десантников чечены очень не любят. А веревки ослабли еще недостаточно…
Где же эта сука могла меня видеть в мундире? Я и надевал-то его с майорскими погонами всего раз — по торжественному случаю. Когда орден вручали. Но ведь это было в самом начале моей работы в отделе, больше трех лет назад! Может быть, именно тогда. Какие-то журналисты крутились вокруг, а мы, дюжина бравых десантников с новенькими орденами, вышли из зала и неспешно устремились к фуршетным столам, нацеливаясь выпить пару рюмок и закусить бутербродами с икрой. Ордена для нас мало что значили, мы вернулись живыми, оставив там, в боях, многих товарищей, и воспринимали всю церемонию вручения наград, как неизбежную рутину. Надо — значит надо, хорошо, что при этом стрелять не будут, да еще и водки нальют.
Ну и журналюги тут, естественно, налетели на халяву, на геройских воинов им было сугубо наплевать, максимум двадцать строчек информации, а вот столы накрыли роскошные, со всем, что полагается, почему не подхарчиться? Мы, помнится, тогда по сторонам не очень смотрели, держались своей компанией, вспоминали друзей, живых и погибших, принимали поздравления от каких-то совершенно незнакомых людей, которые норовили хлопнуть по плечу, выпить с нами рюмашку и почему-то непременно рассказать о своих былых подвигах. Я тогда уже попал в отдел и, встретив сослуживцев, старался не особенно распространяться о роде своей работы, отделывался общими словами. Права не имел, да и неудобно было — ребята служат, лямку тянут, а я прохлаждаюсь, людишек разыскиваю…
Вот среди журналистской братии, которая, не смущаясь, трескала дармовую закуску, а пуще — выпивала, и затесалась, наверное, эта дамочка. Тогда еще, судя по досье, без Стоянова. Но вряд ли одна, таких сразу подбирают. Надо же, запомнила. Видно, и вправду память у нее фотографическая. Полезное качество, но не в нашем случае…
— Так, майор, вот мы во всем и разобрались, — торжественно сказал Баркаев. — Журналист, говоришь? С каких это пор десантники в журналисты подались? Пулями строчки пишете, ножами своими? Очень хорошо. А товарищ твой, естественно, капитан или старший лейтенант. И тоже журналист-десантник. В общем-то уверен я был, что все сказанное тобой, — вранье, но никак не мог понять, откуда же вы действительно сюда залетели? Теперь дошло. Гэрэушники, скорей всего, спецназовцы. Что ж поговорим, как следует. Очень я не люблю, когда меня обманывают.
Он сразу перешел на «ты», от прежней вежливости не осталось и следа. Нам надо было побыстрее освобождаться, но именно сейчас лишнее движение могло провалить все. Так что следовало сохранять хладнокровие, как будто ничего не произошло. И попытаться еще немного потянуть время. Во что бы то ни стало.