Stigmata

тебе подвластно станет все земное,—

ты станешь улыбаться на огне!..

Мои благоухающие слезы

не иссякают вечно, и на мне

благоволенья Mater Doloros'bi.

Люби, и станет пламя вкруг цвести

под знаменьем Креста и Белой Розы.

Но все другие гибельны пути!..

Покинув Рай, к тебе я низлетела,

чтоб ты дерзал за мною возойти,

бесстрашно свергнув грубый саван тела!

Да будет кровь до капли пролита,

и дух сожжен любовью без предела!..»

Замолкнула... Но даль и высота

поколебались от небесных кличей,

и я не смел пошевелить уста,

но сердце мне сказало: «Беатриче!»

НА «VITA NUOVA» ДАНТЕ

Из О. Уайльда

Стоял над морем я, безмолвный и унылый,

а ветер плачущий крепчал, и там в тени

струились красные, вечерние огни.

и море пеною мои уста омыло.

Пугливо льнул к волне взмах чайки длиннокрылой.

«Увы! — воскликнул я. — Мои печальны дни,

о если б тощий плод взрастили мне они,

и поле скудное зерно озолотило!»

Повсюду дырами зияли невода,

но их в последний раз я в бездны бросил смело

и ждал последнего ответа и плода,

и вот зажегся луч, я вижу, онемелый,

восход серебряный и отблеск нимбов белый,

и муки прежние угасли без следа.

В ДУХЕ ПЕТРАРКИ

Из Ж. М. Эредиа

На темной паперти, прекрасна и чиста,

рукою щедрою, стыдливой, благородной

ты сыплешь золото небес толпе народной

и ослепляешь всех. как яркая Мечта.

Тебя смущенные приветствуют уста,

но ты разгневана, скрываешь лик холодный,

отдернут в гневе прочь край мантии свободной,

очей потупленных померкла красота.

Но бог, чья власть во всех сердцах повелевала,

в тебе сочувствия источник пробудил,

и ты замедлила оправить покрывало;

казалось, нежный взор меня благодарил,

и дрогнул шелк ресниц роскошный и тенистый,

как будто сень листвы прорезал серп лучистый.

ПСАЛОМ РАДОСТНЫЙ

Тому, кто не простил Творца,

навек потоки слез!

Но радость, радость без конца.

к кому пришел Христос!

И смерть тому, кто терн венца

не взлюбит больше роз!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Блажен, кто слышал звон кольца

и сердце в дар принес!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Блажен, кому в дому Отца

быть гостем довелось!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

SANCTI

«Crux est porta Paradisi,

In qua sancti sunt confisi,

Qui vicerunt omnia!»

   S. Bonaventura.

СВЯТОЙ СУЗА

Страшней и крепче не было союза

меж Господом и смертным никогда!..

Вся жизнь твоя, многострадальный Суза,

ряд подвигов, мучений и стыда!..

Ты в каждом брате прозревал Иуду,

в плодах земных — яд райского плода,

отверженник, от колыбели всюду

ты осязал дыханье Сатаны,

едва спасенью верить смел, как чуду.

Ты вопросил,— и тайны Ада сны

разоблачили пред тобой до срока:

весь ужас неискупленной вины,

средь грешных сонмов, мучимых жестоко,

в стране Суда. где милосердья нет,

твой бледный лик твое ж узрело око,

и, пробудясь, ты страшный дал обет,

и стала жизнь твоя лишь жаждой муки,

и эти муки длились сорок лет.

Где б ни был ты, повсюду, в каждом звуке

ты слышал стук вбиваемых гвоздей,

распятые ты всюду видел руки;

ты жил один. страша собой людей,

как червь, иглой пронзенный, извиваясь,

и воплями смущая сон полей.

Но жаждал ты, слезами обливаясь,

лишь одного — продлить расплаты срок,

Отца-заимодавца ужасаясь,

и здесь отбыть положенный урок.

Итак, в гробу одной ногою стоя,

ты умирал и умереть не мог.

И было в этом знаменье благое!

Омыть в крови, как в огненной росе,

как мытарь, славословье лишь простое

ты смел шептать, простерт на колесе;

ты предал чину страшных покаяний

все деланья и помышленья все.

Ты меру превозмог земных страданий,

безумец, ты призвал на помощь ад

и преступил раскаяния грани.

Так день за днем от головы до пят

от язв гвоздиных яростно язвимый,

зажжен багровым заревом стигмат,

от смерти силой вышнею хранимый,

ты жаждал новых мук. и скорбный лик,

рыдая, отвратили серафимы.

Но ты, гася, как пламя, каждый крик,

питал под шерстяною власяницей,

как змей железных, звения вериг;

томим видений черной вереницей,

ища для язв повсюду новых мест,

страшась, чтоб сон не тяготил ресницы,

на раменах носил тяжелый крест,

утыканный дубовыми шипами,

молясь, да каждый плоть язвит и ест!

Ты шествовал запретными тропами,

бдел по ночам, по пояс обнажен,

осыпав язвы жадными клопами,

тысячекратно каждый час сожжен;

но те часы тебе казались кратки,

и вот. чтоб был Лукавый посрамлен,

ты сшил из кожи черные перчатки

и в них вонзил сто пятьдесят гвоздей,

и были сердцу их лобзанья сладки.

О, только раз на миг души твоей

коснулся луч и слезы умиленья

исторгнул из твоих слепых очей,

ты мирным сном забылся на мгновенье,

но снова тьма покрыла все кругом,

и вновь помчались адские виденья.

Но ты не пал, очнувшись пред Врагом,

до гроба дверь замкнул у темной кельи

и каждый луч с тех пор считал грехом,

страшась, как ада, райского веселья.

Ты голодал, спал на гнилой двери,

как зверь, в жару кровавого похмелья:

рыдая от зари и до зари,

ни на мгновенье не касаясь тела,

сказав надежде навсегда «Умри!»,

раскаянью не зная лишь предела...

И вот в виденье огненном Господь

предстал твоей душе оцепенелой,

вещая грозно: «Раб, казнящий плоть,

восстань из мрака ныне к жизни новой,

Наш гнев ты смел страданьем побороть;