Стихи. 1964–1984

Старик. И тишина скрипит.
Он превращается во что-то больше тела.
Хотя бы комната расшириться успела
до косточки игральной на столе,
пока ее старик не заместит
собой, кубическим! В единственном числе

предметы и дела являются ему.

О, что бы увлажнило эту сухость,
где, узнаваемы по кашлю и по стуку,
старик и тишина – в любовном созерцаньи
друг друга – сквозь тончающую тьму
сближают треугольные сердца.

Пределом человека виден дом,

как форма, исключившая теченье
земного времени, как форма заточенья
пространства – в точку, перехода – в место.
Старик на лестнице. И, обладая ртом,
хотел бы он продолжиться телесно,

под именем своим. Но деревом сухим,

поленом в печке сделался язык.
И тишина, в которую проник,
его смирив, заговорила им:
– Ты, смерть, – соединительница губ!
Ты – кровля Господа, венчающая сруб!

Октябрь 1975

«Сострадание издали – как наблюдение нравов…»

Сострадание издали – как наблюдение нравов.
Боже! тень человека, везде иностранец неслышный.
О, страна, где никто не рожден,
где все умирали!
Редко из дому выйду – и улица всюду вплотную
к моему (или оно не мое?) –
к телу печали.

«Так прекрасно их лицо живое…»

Так прекрасно их лицо живое,
совершенное лицо камней,
что не оторваться нам от созерцанья –
видим только спины
отвернувшихся от нас.

Август 1977

«Удаляется берег зеленый…»

Удаляется берег зеленый.
Отдаляясь, становится синим.
Скоро вовсе мы землю покинем –
станет облаком берег, волшебным стеклом небосклона.
С каждым взмахом весла все он легче, все чище,
лишь собора пятно золотое
вслед нам весело катится – то высоко над водою,
то устанет и счастия ищет,
среди волн на осколки дробится…
Удаляется берег, и лодка неровно кренится,
так что солнце то всходит, то в море ныряет обратно,
так что вспыхнут повсюду мгновенного пламени пятна,
разноцветные брызги и радуга возле весла –
если жизнь и зеленой и синей была!
Перед тем, как войдет в отраженье свое и растает,
плоскость влажно-блестящая воздух морской отражает,
на весле вознесенном дрожит переломленный свет,
отрываются капли от края…
Вот и жизнь исчезает, лишь дымка ее золотая
вьется, вьется вослед.

Ноябрь 1971

«Над запрокинутым лицом…»

Над запрокинутым лицом
живая ива льется
со дна небесного колодца,
охваченного огненным кольцом.

Я вижу: зрение обняв

сверкающей короной,
с вершины льется свет вечнозеленый,
со дна текут лучи глубоких трав.

Сентябрь 1976

«Во дворе с журавлями горит неусыпная ночь…»