Конца — несокрушимый, роковой,
Который жизнь воздвигла, чтобы нас
Хранить в стране циклопов под землей,
Как спящего хранит свеча, как страж
Хранит покой и славу короля.
V
Но та, что говорит во тьме «прощай»,
Прощаясь сама с собой и уже не льстясь
На титулы розы и символы божества,
Стояла пред ним почти незрима во тьме,
По-прежнему вожделенна тем, что она
Могла или обещала людям открыть, —
Так бег открывает бегущему горизонт,
И так поворот дороги нам говорит
О том, что было и чего больше нет.
Не видом она манила, а тем, что внутри
Таила — таинственным знаньем своим,
На что ее облик только мог намекать
Печалью, светившейся в глубине ее глаз,
И отблеском тайны, что брезжила в ней
На рубеже беспамятства и темноты.
О выдох последний, о долгожданный рывок
За грань, последнее разрешенье и стыд
Блаженный — слова ее тихие и тишина.
VI
Это — одетая в миф современная смерть,
Чудища гробовые в смягченных тонах,
Страшные и жалостные чудеса —
Те, что копились жизнью из рода в род,
Образы смерти, очищенные в веках
И нам завещанные памятью родовой,
Чада желанья и воли, она же вольна
Выбрать и смерть, они — порожденья ума,
Буйного, как заросший, запущенный сад.
Это — ребенок, который поет, чтоб уснуть,
Ум, окруженный драконами собственных грез,
Среди которых жить ему и умирать.
СВЯТОЙ ИОАНН И ПОЯСНИЦА
Ужаснейшая в мире сила — разум,
Поскольку он воюет сам с собой,
Как правило; а мы зависим, отче,
От милости его.
Мир — не мираж.
Он — сущее.
Что ж сущее? — Игрушка!
Нет, не игрушка. Ахнуть не успеешь,
Как ты уже пронизан им насквозь —
Куда там разуму! Так море вдруг
Меняет цвет. Но сущее — не отблеск
Зеленых волн. Трагичней говоря,
Оно, как будто бы еще не осень,
И вдруг — свист ветра, и листва вразмет …
Хотя, пожалуй, сущее — не это.
Оно — не пагуба, не даже незнакомка,
Которая глядит на вас глазами
Темнее бездн. Я говорю не для
Бряцанья лирного. Я утверждаю,
Что все сравнения тут не годятся:
Ни ангелы, ни ангельские трубы —
Тирли-руру, ни струны — трям-пам-пам;
Они не расколдовывают пропасть,
Что отделяет наше представленье
От сущности. Сей маленький пробел
И есть дупло невидимого древа,
Что в некий ныне подзабытый год
Без лета и зимы, вмещало Змия
Извилистого, до сих пор живого
В двусмысленных напевах наших лир.
Придет пора — сольются яд и мудрость,
И захромает ветхий голубок,
И тяжко будет то, что мы узнаем
В тот день.
Возможно. Очень может быть.
Как сущее понять? Оно капризно
И вечно дергается, как от боли.
ГОЛАЯ СУТЬ
Листва облетела, и голая суть
Вещей обнажилась. Как будто вагон
Воображенья заехал в тупик,
И кончился удивленья запас.
Нет имени, чтобы назвать эту грусть.
Высокий дворец превратился в амбар.
Прощайте, закрученные, как тюрбан,
Прогулки по лестницам и этажам.
Разбитые стекла оранжерей
И покосившийся дымоход.
Опять провалился грандиозный проект,
Опять повторился грандиозный провал.
Труднейшее, может быть, вообразить
Отсутствие воображения — пруд,
Застывший и тусклый, как око слепца,
Лохань грязно-серой воды, где гниют
Кувшинки, и с берега крыса глядит
На мусор, облепленный мокрою тиной —
И смириться, как смиряется ученик
С диктантом, если диктует необходимость.
НЕЧТО О ЛУННОМ СВЕТЕ
Луна — задумчивая, как поэт,
Вращающий в сознании своем
Единственный и разноликий мир,
Сияла над реальностью вещей.
Как будто миру был потребен глаз,
Как будто средь неведомых причин
И целей бытия была одна,
Правдоподобней всех, — открыть себя.
Не этого ль хотелось и луне?
Свет лунный обнажал в предметах суть,
То есть, реальность; например, в горе —
Не миф горы, а контур и объем;
В фигуре темной, ждущей на тропе,—
То ли разбойник, то ли ухажер —
Не домысел, а только силуэт,
Оглядку неуверенную, страх
Ночных пространств и голых ярких звезд,
Сатурновых пугающих огней.
И вот внутри громадной этой тьмы,
Происходил какой-то мощный сдвиг,
И, вопреки реальности вещей,
Как облако в зеркальной глубине,
Сознанье ночи изменяло цвет,
И возникал в ночи какой-то звук,
Тревожный и не нужный бытию,
Единственно стремящемуся — быть
Увиденным. Абсурдная мечта;
Но уж, по крайней мере, это — цель…
ТЕНЬ ЖЕНЩИНЫ
Здесь, в темноте, брожу я без мантильи
Рогатой полночью, как невидимка.
Сова дозорным кличем отвращает
Меня от встреч с лихими существами,
Владеющими пятирицей чувств.
Утратив очи, я приобрела
Метафизическую слепоту,
Пред ней же зренье — ложь. Привет вам, сестры,
Подруги сердца, партизанки чувства:
Не так же ли, как вы, сегодня ночью
Я вышла на свидание с любимым —
Единственным — в кромешной тьме земной?
ЗАГОВОР ПРОТИВ ВЕЛИКАНА
Когда этот болван подойдет,
Бормоча и точа свой топор,
Я побегу перед ним,
Расточая душистые волны
Ненюханных мальв и сиреней.
Я его задержу.
Я помчусь перед ним