Весеннее небо, качаясь как плот,Плывет, наши крыши узоря,Но летчик торопится в дальний полет,В просторы полярного моря.Республика! Даль голуба и светлаДо края, до тихого вира,И ветер качает твои вымпелаНад шаткими волнами мира.Стоят под ружьем боевые полки,О полночь заседланы кони,Для встречного боя готовы штыкиИ сабли для конной погони.От низких заливов, от сумрачных гор,От сосен, пригнувшихся утло,Выходит на пепельно-серый просторЗырянское желтое утро.Но в северорусский дорожный ландшафтДо края, до тихого вира,Врываются отсветы штолен и шахт,Линейная музыка мира.И снова с далеких сибирских морейВ тяжелые волжские водыЗа юностью, что ли, за песней моейИдут невозвратные годы.1927
37–38. ИЗ ПОЭМЫ «КАРТОНАЖНАЯ АМЕРИКА»
1. ПРОЛОГ ПОЛЕМИЧЕСКИЙ
Брату-писателю
Изнемогая от пыльных странствий,Ты шлешь по-персидскому пестрый сплавС полустанка первой главы — до станцииКончающих замысел утлых глав.Строку к строке подгоняя ровненько,Глаза, как две гайки, ввинтивши в даль,Ты думаешь: выйдет нескверная хроникаВ жанре, которым владел Стендаль.Ее занимательность неоспорима:На каждой странице потеет чарльстон.Любовная встреча в глуши НарымаВ наборе прошла не одним листом.А в этот абрис искусно вчерченНе только оттенок гусиных век —Раскраска манто тороватых женщинИ даже чулок их лимонный цвет.Ты повеселел, вытирая пот,Герои идут, мельчась,В искусном романе, сделанном подРоманов старинных вязь.И даже пейзаж — художественности дляС оттенком таким — сиреневым,В котором раскрашена последняя тля,Как льговское небо Тургеневым.Но — всё же — врагом ты меня не зови,Над темой моей не смейся —Я тоже пускаю стихи своиВ большое твое семейство.А если пейзаж не совсем хорошИ скажет читатель: «Полноте», —То ты мне поможешь и всё приберешьВ поэме, как в пыльной комнате.<1928>