Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

Ой, расплескалось ты, русское горе,
Вдоль по Европе, далече за море!

Стены Любляны да Реки видали^{35},
Как из отчизны славяне бежали.

Русские стоны взлетали до неба
Там, где белеет горами Понтебба^{36}.

Ведь от Кормон^{37}, как живых в домовину,
Гнали жандармы людей, что скотину.

Небо Италии — нет его краше —
Видело бедность, униженность пашу.

Генуя долго, поди, не забудет,
Как гостевали в ней русские люди,

На ночь рассказывать станут ребятам:
«Странный народ к нам заехал когда-то.

Землю родную в слезах вспоминал он.
Сам же с проклятьем ее покидал он.

Продал хозяйство, не числя потери.
Басне про царство Рудольфа^{38} поверя.

Кинул он дом свой с землею родною.
Да и погнался за детской мечтою.

Смелый в мечтаньях, в любви беззаветен,
В жизни он, словно дитя, безответен.

Ни пошутить ему, ни посмеяться.
Только и знал, что просить да сгибаться».

Ой, расплескалось ты, русское горе,
Вдоль по Европе, далече за море!

Гамбурга доки, мосты, паровозы, —
Где не струились вы, русские слезы?

Все, мой народ, с тебя драли проценты:
Польские шляхтичи, швабы-агенты.

Что еще ждет тебя на океане?
Что-то в Бразилии, в славной Паране?

Что-то за рай тебя ждет, раскрываясь,
В Спириту-Санто и Минас-Жерасе^{39}?

Думы на меже

Из книги «В дни печали» (1900)

«Когда порой, в глухом раздумье…» Перевод П. Железнова

Когда порой, в глухом раздумье,
сижу, угрюм и одинок,
негромкий стук в окно иль в двери
вдруг прерывает дум поток.

Откликнусь, выгляну — напрасно,
нигде не видно ни души, лишь
что-то в сердце встрепенется,
о ком-то вспомнится в тиши.

Быть может, там, в краю далеком,
сражен в бою любимый друг?
Быть может, брат родной рыдает,
склонясь на прадедовский плуг?

Быть может, ты, моя голубка,
кого люблю и жду в тоске,
в тот миг меня с немым укором
припоминаешь вдалеке?

Быть может, подавляя горе,
ты молча плачешь в тишине и
капли слез твоих горючих
стучатся прямо в душу мне?

«Не знаю забвенья!..» Перевод Б. Турганова

Не знаю забвенья!
Горит моя рана!
Унылое пенье
струны теорбана^{40},
то бьющейся в скерцо,
то длящей моленье,
наполнило сердце, —
не знаю забвенья!

Горит моя рана,
хоть слезы струятся,
и дни прожитые
бальзамом ложатся,
хоть солнце над нею
цветет неустанно,
лаская и грея —
горит моя рана!

Пускай далека ты,
все вижу тебя я
и горечь утраты
опять ощущаю;
пусть первые муки —
за дымкой тумана,
и холод разлуки,
и горечь обмана
легли между нами,
ты все мне желанна, —
любовь — точно пламя,
горит моя рана!

«Мне сорок лет, мой век не весь прожит…» Перевод Д. Бродского