«Пане-куме Любовицкий, —хмурясь, вымолвил Богдан, —чарку! За былую дружбу!Пей, покамест полон жбан!Говоришь — король ваш плакал,как письмо сие писал?Что душой за Украинуон болеет — ты сказал?Выпей! Плакал! Езуитылюбят плакать, слезы ж ихдушу жгут иным и тело…Выпей, кум, и слов моихне прими в обиду! Молвишь —признавал король и сам,что ни крохи не исполнилиз обещанного нам?Так чего ж теперь он хочет?Что ж он упрекает нас,будто по вине казацкойкровь рекою полилась?Что под Речью Посполитоймы подкопы подвелии великую твердынювсей державы подожгли?Милый кум, я королевскийуважаю древний сан,но король такою речьюсам себе чинит изъян.Ибо сказанное преждеспорам всем конец кладет, —он же знает, что пошли мыне от радости в поход,что немало мы терпелинадругательств от панов:канчуками{75} нас пороли,быдлом звали казаков,жен позорили казачьих,шкуру драли за оброк,в божью церковь не пускали,хоть иди молись в шинок!Хаты наши жгли, рубилинаши бедные сады, —с паном пан не поделился,казакам — хлебнуть беды.Даже в душу захотелинам залезть в конце концов!Подменяют нашу веру,веру дедов и отцов.«Туркогреками» бранят нас,церкви — сам ты посуди —запирают, — некрещеныйи не венчанный ходи!Да еще прелатов алчных,в красных мантиях, нам шлют,этот брак насильный с Римомунией они зовут…Тут мы, друже, не стерпели!Так нам стало горячо…На погибель живодерам!Выпей, кум, одну еще!