Стихотворения. Поэмы

Венгрия моя родная,
Ты от горя чуть живая,
Вся в слезах, сочатся раны…
Что с тобой, мой край желанный?

«Тяжело мне, боже правый!

Сжав меня рукой кровавой,
Чудище сидит на троне,
Сеет зло и беззаконье.

Жигмонд, изверг человечий,

Не дави мне так на плечи:
Подогнутся мои ноги,
И свалюсь я на пороге.

Для того ли я вручила

В черный час тебе кормило,
Чтоб меня ты, лютый дьявол,
Истерзал и обесславил!

Все, куда я взор ни кину,

В злую ввергнуто пучину,
Всюду скорбь, нужда и смуты…
Будь ты проклят, дьявол лютый!

Сыновья мои, придите,

Мать-отчизну защитите!
Где ж вы, где мои герои?
Почему вас нет со мною?»

Ой, напрасно, мать, вздыхаешь,

Сыновей зовешь, скликаешь:
Разбрелись они по свету,
Им путей обратных нету.

Лишь в лесной глуши Баконя

Иштван Конт, как зверь в загоне,
Притаился ночью длинной
С поредевшею дружиной.

Вот он, думою объятый,

Под сосной сидит мохнатой.
Все черней ночные тени,
Все сильней в душе смятенье.

И когда созрела дума,

Он друзей созвал угрюмо,
Оглядел их и сурово
Молвил им такое слово:

«Все погибло, все пропало!

Нас осталось очень мало,
Нас осталось только тридцать,
Нам победы не добиться.

Родина, господь с тобою!

Мы повержены судьбою.
Нам одно осталось ныне:
Приготовиться к кончине,

В Буду! К Жигмонду с повинной!

Кончим, други, спор с судьбиной:
Палачу сдадимся в руки,
Но спасем детей от муки».

И, потупившись в печали,

Витязи ему внимали.
Будь, что будет! В стремя ногу,
И отправились в дорогу.

Едут молча, стремя в стремя,

Ночь идет, к рассвету время,
Едут чащею дремучей
Тихо, молча, туча тучей.

Наконец в рассветном блеске

Замок вырос королевский.
В замке сумрачном старинном
Конт предстал пред властелином.

Стал он с гордой головою:

«Вот мы здесь перед тобою,
Можешь нам грозить могилой,
Но детей, детей помилуй!»

И мятежники вздохнули,

Молча сабли отстегнули,
Молча с ними попрощались,
Будто с сердцем расставались,

В кучу жалкую сложили…

«Хорошо вы нам служили,
Полежите, горемыки,
Как рабы, у ног владыки».

Образ кроткий и печальный

Родины многострадальной,
Что лежит, вздохнуть не смея,
Под пятою у злодея.

И король, довольства полный,

Оглядел отряд безмолвный,
Глаз прищурил и, помешкав,
Выдавил со злой усмешкой:

«Ну, бесстрашные герои,

Отшутились — вон из строя!
И поджали хвост, вояки,
Как побитые собаки.

Ах, скажите, уж не вы ли

Власти короля грозили?
Уж не ваши имена ли
В страх и дрожь его вгоняли?

Что ж, — добавил он надменно, —

Раз, как нищие, смиренно
Вы простерли руки к трону, —
Так и быть, я вас не трону!»

Тут у витязей во взорах

Ярость вспыхнула, как порох,
Обожгло сердца их пламя,
Мир качнулся пред глазами.

И, усы свирепо дернув,

Конт обрушил, словно жернов,
Гневом налитое слово
На властителя лихого:

«Замолчи, во имя бога!

Чести воина не трогай!
Сам ты был бы нищим, вором,
Если б не был живодером.

Нам, познавшим муки ада,

Милости твоей не надо!
Мы пришли, чтоб наши дети
Не были за нас в ответе…

Дети… Но такому зверю

И младенца я не вверю.
Кровь течет с твоей короны,
Провались ты в ад бездонный!

Если крови тебе мало,

Можешь нас казнить, пожалуй.
Только знай: к тебе, тирану,
Обращать мольбы не стану».

Речью разъярен такою,

Онемел король… Рукою
Вдруг махнул он в диком раже,
И вошел палач со стражей.

Все готово для расправы…

«Стой! — вскричал король кровавый. —
Тем, кто станет на колени,
Обещаю я прощенье».

Он тревожно оглянулся:

Ни один не шевельнулся,
И в ответ на обещанье —
Лишь презренье и молчанье.

«Жизнь постыла? Смерти ждете?

Приступай, палач, к работе!
Пусть зароют в грязной яме
Спесь их вместе с головами!»

Вот уже лежат во прахе

Головы, скатившись с плахи,
За кровинкою кровинка
Капает на камни рынка.

И тридцатым тут по счету

Конт подходит к эшафоту.
Конт — последний луч свободы
В царстве тьмы и непогоды.

Он взошел и стал без страха,

И под ним качнулась плаха,
На врагов в священной злобе
Посмотрел он исподлобья;

Он на короля воззрился,

И король поник, склонился,
Пригвожденный гордым взором,
Словно божьим приговором.

Крикнуть бы, прервать молчанье,

Но язык прилип к гортани…
Грудь ногтями он терзает,
Губы бледные кусает.

Мастер смерти наготове…

Вдруг нагнулся Конт и крови
Зачерпнул рукой нежданно
И плеснул в лицо тирана.

И сквозь вой придворной знати

Разнеслось его проклятье:
«Ты, проливший крови реки,
Проклят, проклят будь навеки!»

Тут блеснул топор точеный,

И, как солнце с небосклона,
Конта голова скатилась…
Луч погас, и все затмилось.

Злой был Жигмонд, как собака,

Королей других, однако,
Не страшней: ведь их различье
Только в кличках да в обличье.

Слушай, мир: ты болен с детства…

Лишь одно осталось средство:
Нож возьми и вырежь сразу
Самовластия проказу!