Стихотворения том 2 (СИ)

Он рад, что жив я и здоров!..

Ярило всплыл из-за домов

Клубком непройденных забот

В день, самый лучший из суббот...

ххххххххххххххххххххххххххх

Вы знаете, Саша?

Не знаете, Саша…

Вы знаете, Нора?

Не знаете, Нора,

Что в звёздном скоплении белых ромашек

Идут бесконечные жаркие споры

О неразделимости вечности нашей

И неразделеньи любви на частицы,

Одной из которых является Саша,

Другая сгорает у Норы в ресницах?

Капризно кружа лепестками по лету,

Срывается время на «любит-не любит»,

Ему безразличны любовные бреды

В несыгранной музыке новых прелюдий –

Подумаешь, где-то рассохлись рояли,

Подумаешь, где-то полопались деки –

Всё это стократно уже повторялось

В прошедших веках и в любом человеке!

Вы знаете, Саша?

Вы знаете, Саша!

Вы знаете, Нора?

Вы знаете, Нора!..

Декабрь маскарадно под ёлочкой пляшет,

Ни с кем не вступая в переговоры;

Безропотно в прошлое перетекая,

Ромашки отцветшие не покалечив,

Он вежливо шепчет:

Жизнь штука такая,

Хорошая штука,

Жаль, я в ней не вечен!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Когда хандра в пространстве между рёбер,

А в прикупе не месяцы, а дрянь,

Желанье возникает бросить роббер

И от себя сбежать в Тьмутаракань.

Бежать, бежать от дружеских советов,

От нелюбимых и любимых лиц,

Ловя губами чудотворный ветер,

Напоенный бесстыдностью зарниц!

Там берега, пропитанные солью,

Там стонут арфы греческих девиц

И пламенеет солнце Черноморья

Над табунками скифских кобылиц.

Но это сон, навеяный хандрою!

Гречанки эти… боже, охрани,

Чтоб сны запараллелились с женою,

Особенно в критические дни!

Шучу, конечно… притуплённый юмор

Спокойно спит в коробке черепной

И не спешит нерасторопным грумом

За шлейфом герцогини озорной.

Какие шлейфы, грумы, герцогини,

Когда виски проколоты хандрой,

Как шпагою шекспировского сплина

В руке у Гамлета...

""""""

По задумке века степняком-касогом

Выплеснулось море на берег пологий

И, шипя змеёю, растеклось равниной,

Не вступая в схватку с Муромцем, с Добрыней.

Пусть я не Попович в омеднённом шлеме,

Пусть мне не стреножить воющее время,

Но посильно втисну сердца перебои

Волноломом в море, жертвуя собою!..

Это так, тревога за недосвершенье,

Бой не с настоящей, с выдуманной тенью,

Ну, какие, к чёрту, степняки-касоги,

Донести б до печки задницу и ноги!

Лечь и затаиться… и, омолодившись,

Снова встать Ильёю без значенья “бывший”,

Прорубаясь к правде через кривду боя,

Кровь роняя в море и гордясь собою!

“”””””””””””””””””””””

… А если по белому синим,

А если по снегу да небом,

И биться по дереву клином,

По спелому колосу цепом?

И сотня других аллегорий,

И сотня метафор, скользящих

Каноэ по нервному морю

Из жизни моей настоящей.

А мне то не в поиск далёкий,

А просто впиваться глазами

В неведомый ранее клёкот

В обычной смешной мелодраме…

В эпохе, рождённой гротеском,

Портреты людей гротесковы…

По белому синее с плеском

И снова заклинено слово…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Под январским, хмурым небом

Коконы страстей людских

Вшиты в бесконечный ребус

Из решений непростых,

Из метельных закорючек,

Из бесплотной простоты,

Из надежд «на всякий случай»

Для баюканья мечты…

На чужую жёсткость глядя,

Не атласную ничуть,

Я свернулся шелкопрядом,

Спрятал голову и грудь:

Не хочу и не желаю,

Мир суровый не по мне,

Он перенасыщен лаем

И мазутом по волне!

Это так…

Да только кокон

Относителен…

Бог мой,

Снова я несусь в потоке

По изогнутой прямой!

Дни просверкивают мимо,

Ребус рушится «на нет» --

Мне подходит резкий климат

Самой лучшей из планет!

Небо хмуро?

Люди чёрствы?

Так и я не лучше их,

Поклоняющийся вёрстам

На дорогах столбовых,

Прожевавший сто метелей

У январских суматох –

Чёрт возьми, они же грели

Каждый выдох мой и вдох!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Иногда возникает желанье

Бросить к дьяволу правописанье,

Оборвать надоевшие глазу

С содержанкой-кириллицей связи

И насечь на панели листа

Совершенно иные цвета.

Цвет сиреневый выдам рассвету,

Лету – ультра, причём, фиолеты,

Небесам, окружающим глобус,

Густосиний до ярости кобальт,

Ну, а палево-бежевый тон

Загрунтую до лучших времён…

На чистейшем нетронутом поле

У фантазии путь произволен,

Серо-чёрное скромно ютится

В чаще мыслей обиженной птицей…

Впрочем, это естественный бред,

На который способен поэт…

Солнце катит по гладкой лазури,

День обычною прозой прошкурен,

В нём с извечной печалинкой русской

Угнездилась любовь-трясогузка,

Обречённая жить в простоте –

Что ей эти цвета на листе…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Уютно в раковине дня…

Сквозь жабры воздух пропускаешь

И отделяешь кислород от некипящего азота,

Но он, поверьте, закипит и будет хлопьями-листками

Загромождать проходы вен и клапан бьющейся аорты.

По усреднённым берегам, по плоскостям зимы и лета

Летит чужой девятый вал, а мой уже утихомирен, И сносит лёгкая волна обрывки памятных портретов

К раскрытой раковине дня с устойчивостью балансира.

Ну да, здесь ось, здесь эгоцентр, за бренность вытянувший тело!

Оно живёт сопротивленьем, и многотонность временнУю

Шлепками мысли отгоняет от перламутровости стенок, Построенных (вдох-выдох) газом, которым лично сам дышу я…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Нет, не отвечу, откуда приходит весна!

Нет, не отвечу!

Вопрос философский и тонкий,

Звонкий,

Словно натянутая струна

В горле лирического сизоворонка.

Можно иначе взглянуть, да, иначе понять