«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Что-то опять беснуется
Осень моя последняя,
Гонит листву по улицам,
Не возвращаясь в летнее;
Не возвращаясь в давнее
Чувственное, весеннее
За голубыми ставнями
Милого возбуждения.
Прошлые идеалы бы
Вызвонить кастаньетами…
Нет, я на жизнь не жалуюсь
И ни на что не сетую!
Было в ней много ясного,
Было в ней много чистого,
И трепетали ласково
Клёны над нею листьями…
Низкое небо хмурится
Тучей вполне конкретною…
Что-то опять беснуется
Осень моя последняя!
А из провалов памяти
Градом дождинки мелкие –
По берестяным грамотам
Очень седого Белкина…
«»»»»»»»»»»»»»»»»
Я давно уже не бегал
Под звездой с названьем Регул,
По стране с медовым звоном
Под созвездьем Ориона.
Это там, где степь без меры,
А по ней ветра-курьеры
Гонят перекати-поле
Невесомой бандеролью.
Мне дела до этой дали
Вновь дотронуться не дали,
Городские заморочки
Душу выели до точки.
Вот она, как на ладони,
Не горит, ни в чём не тонет,
Даже иногда сверкает,
Если шлифовать руками.
Но никто того не знает,
Что под нервной оболочкой
Детства временнЫе знаки
Перепутаны цепочкой.
Им до боли нужно сбегать,
Сбросив стираные майки,
Дружной разномастной стайкой
Под звезду с названьем Регул…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Когда колдобины ползут
Повдоль и поперёк,
И антураж спрессован, крут,
И пахнет, как хорёк,
И милой женщины глаза
Стекают не в тебя,
И каждый гвоздь нацелен в зад –
Живи, других любя!
Живи, не думая о том,
Кто задолжал тебе
И промокает рукавом
Слезиночки Судьбе,
Не в силах выправить весы
С тарелками, где жизнь
Безвольным матом голосит
И провисает вниз!
Ты совершенно не такой,
Ага, ого, угу,
И стратегической клюкой
Не роешься в стогу,
Где спрятана дурной иглой
Твоя дурная честь,
И, хоть пили тебя пилой,
Ты в этом мире есть!
Есть, несмотря на вопли гроз,
На взвизги и корысть,
Ты вроде как молоковоз
Или баранка – сгрызть! –
Да хрен с ним, пусть жуют и пьют,
Ты не убудешь, нет!…
А дни похожи на батут
И на кордебалет.
То вверх, то вниз, то вверх, то вниз
И задница торчком,
И головою под карниз,
И в тяготы молчком,
И снова пашешь, словно вол,
В бескрайней борозде,
Пришёл-ушёл, ушёл-пришёл,
И вновь среди людей!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»
Ломясь в чужую дверку
Руками, телом, словом,
Пытаюсь не коверкать
Достоинства иного
Ни втайне, ни прилюдно,
Ни в ипостаси сольной,
Но это очень трудно
И человеку больно.
Я вижу, понимаю
И всё же снова режу
По болевому краю
Катящийся орешек,
Летящую пушинку,
Скользящую монету
И розовую льдинку
Неспрошенных советов.
Спроси, и я отвечу,
Но ты молчишь, обставясь
Словами чуждой речи,
Забыв родную завязь
Из кратких междометий,
До горечи глагольных:
Пошёл ты!.. – без ответа…
Иди на!.. – так прикольно!
А я через «гудбаи»,
Через «океи» лаю,
Салазки загибаю
И снова разгибаю –
Что проку слог коверкать,
Ведь мне не достучаться
Из лет, летящих сверху,
В твои неполных двадцать…
«»»»»»»»»»»»»»»
Это было в дальнем детстве сотню лет назад по полю
Или триста пней по лесу с кукушонком на сосне!
Мы с отцом дрова пилили для зимы розовощёкой,
Он был бравым лейтенантом, я мальчишкою с соплёй.
Пушки громко грохотали, но не здесь, а по Европе, В запасном полку солдаты – пять патронов и мишень, Раз-два-три и по вагонам под Варшаву, под Плоешти, Чтоб когда-нибудь вернуться или глубже в землю лечь.
А пила берёзы грызла, а отец мой адъютантик
При полковнике усатом – три звезды, просвета два, Мне шесть лет… а сколько нужно? на ногах бы удержаться
И на ручке пальцы стиснуть… и опилки на снегу…
Уходило лето в осень, а зима катилась к маю,
Отвизжали в ночь «катюши» и закончилась война, Порошок яичный сдуло, австралийская тушонка
Улетела, как погоны с лейтенантского плеча…
Плохо было? Да нормально! Две конфетки на неделю, Но зато своя картошка в огороде – завались!..
Мне б сейчас туда вернуться, где пила в берёзе пела, Где смотрелся кукушонок в человеческую жизнь…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Продаётся боль.
На килограммы.
На галлоны, литры, сантиметры –
Боль житейской, не сценичной, драмы
В полосатых чёрно-белых гетрах.
Я не продавец, не покупатель,
Сбоку я припёком у буханки,
И свои тревоги Геростратом
Сжёг давно на дальнем полустанке.
Сжёг и очерствел…
Ну да, конечно,
Все черствы, эгоистичны все мы,
Местечковы внутренне и внешне –
Пасынки проржавленной системы…
Продаётся боль…
А спроса мизер,
Вообще нет спроса никакого,
Пирамида с верха и до низа
Проросла корнями в бестолковость!
Вроде кто-то напрягает мускул,
Вроде кто-то полыхает гневно –
Так на то он и зовётся русским,
Чтобы к боли привыкать издревле…
“””””””””””””””””””””””
У меня свинца кусочек
Между плеврами застрял
И покалывает ночью,
И зовёт на перевал,
Где по снегу-монолиту,
Автоматами хрипя,
На Россию прут бандиты,
Прут бандиты на тебя.
Ты сопишь почти беззвучно,
Не внимая скрипу пуль,
А они ложились кучно
На заснеженный июль.
На камнях рождались звёзды,
Мелкий щебень сёк лицо,
Набивался плотный воздух
В обручальное кольцо.
В середине, не в начале,
Где их стало меньше нас,
На курке сломался палец,
Небо выплыло из глаз.
В синем синее таится,
Голубое в голубом
И дрожат твои ресницы,
И спокойно дышит дом.
Я вернулся, я на месте,
Долг исполнен боевой,
На груди от раны крестик,
А свинец, он неживой...
«»»»»»»»»»