Стихотворения том 2 (СИ)

Проклюнет мир над головой одна из самых юных вёсен.

А я по осени скачусь, дожив ноябрь до упора,

В страну иную, где молчат и не ведут переговоров

О лишнем дне в среде людей, загруженных своей заботой

Рассветы новые встречать и биться птицами в полёте…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

То, что сердце настучало.

Можно ль выразить словами

то, что сердце настучало,

что под алыми крылами

мчит к последнему причалу,

и покашливает глухо,

и подраненною птицей

падает в судьбу-проруху

на прочитанной странице?

Можно!

Только очень трудно

годы пережить вторично,

вытравив из них простудность,

унижающую личность…

И другое, и другое!..

Избирательная память

время выгнула дугою,

заменяя были снами…

И не снами тоже…

Боже,

проскакали мимо кони,

и никто их не стреножил,

и опущены знамёна;

на стеклянности холодной

зубья пробует ножовка,

и туман садится плотно

в отзвук тротуарной бровки…

Вот, излился я словесно,

начудил согласно плана,

и не кисло, и не пресно

мне от собственных изъянов;

а в причудливом рассвете,

седовато-рыжеватом,

утро выставило сети

для последнего захвата…

«»»»»»»»»»»»»»

Есть в мире истина простая –

жизнь не растянешь на века…

Прости, Земля, я улетаю

за облака,

за облака!

Стелясь туманом по рассвету

и плавясь звёздами в росе,

прощально вспыхивает лето:

ты смертен, милый, как и все!

Да-да, я это понимаю,

мысль совершенно не нова,

у пропасти с ребристым краем

бездарно выцвела трава…

Луну не вылепить из бликов,

ноябрь не обратить в апрель,

шипенье вьюг не перекрикнет

ушедшей юности свирель…

Ветра залётные листают

остатки дней, остатки чувств…

Прости, Земля, я улетаю,

и не вернусь,

и не вернусь!

«»»»»»»»»»»»»»

Шагает по жизни судьба-сумасбродка

В угоду эпохе и календарю…

А горечь полыни не вытравить водкой,

А свежее сено щекочет ноздрю!

А, впрочем, не сено, недоразуменье,

Газонокосилкой прожёванный хлам,

Исторгнутый в мир с постоянным свеченьем,

В рутинные всегородские дела.

Но запах-то, запах!

Летит по закату

Случайная бабочка...

Боже ты мой,

Она, как и я, ошибается в датах,

Плутая по времени вместе со мной...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Жизнь.

Движение.

Полёт.

Суета.

Закат.

Восход.

Человек из чрева выпал,

Вырос, и чего-то ждёт.

А вокруг него метель,

Кутерьма и канитель,

И зачатие подобных

Ради выхода в апрель

Или в лето прямиком,

Материнским молоком

Миокарды и нейроны

Увязав в единый ком…

Ах, какие облака!

Ах, как тянется рука

У девчоночки потрогать

Кнопку-пипочку соска!

А потом…

А что потом?

Жизнь с добром и не с добром,

Буераки и бураны,

Сердце гранью и ребром.

И движение вперёд.

Суета.

Закат.

Восход.

Человечек вновь из чрева --

Твой по крови…

И живёт…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Срываюсь в день щербинками души,

Прислушиваюсь к тёплому дыханью

Ветров, пересушивших камыши

У неприметной кромки мирозданья.

Здесь всё моё: и ноздреватый лёд,

И серые осевшие сугробы

И солнце, что слонёнком воду пьёт,

Беззвучно в полынью макая хобот.

Здесь можно отстраниться от забот,

От мелких дрязг, таких же вожделений,

От черствости, берущей в оборот

И ставящей безгрешность на колени.

А мне, признаться, надоело лгать,

Есть тот предел, где нужно "тормознуться"

И не шагать бессмысленно за гать,

Фальшивя полумаской правдолюбца.

Есть тот предел, где сердце не звенит

И начинает отзываться глухо

На лживый звук, упёршийся в зенит,

Приятный обывательскому уху...

Срываюсь в день щербинками души,

Бегу по плавной линии восхода

И насыщаю сердце кислородом,

И отвергаю догму: не спеши!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

А пошёл бы я, качаясь,

вдоль размашистой реки

напевать под крики чаек

две положенных строки,

те, что в душу мне запали –

о шумящем камыше,

о заведомых печалях

и о ночке в шалаше.

Силам ада не приспешник

и не сотворивший зло,

а пошёл бы я неспешно

всем раздаривать тепло:

горсть текущему моменту,

горсть в сокровищницу лет,

горсть настурций с алой лентой –

милой праздничный букет.

Тень за тенью, шаг за шагом,

мысль хмельна и озорна;

жизнь не пробежится за год,

бесконечность ей нужна;

не споткнуться бы, не выпасть

за предельную черту,

где горит бумажной кипой

расставанье на мосту...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

А жизнь – не библейская сага,

в пергамент не втиснешь её,

и сутью раздавленных ягод

искрится у нас бытиё;

виденья смыкаются с явью,

весенняя свежесть хмельна,

и хочется по разнотравью

в иные бежать времена.

Бежать?

Это лишнее, право,

зачем, для чего, почему?..

Душевная чистая гавань

мне люминофорит во тьму:

за обетованностью гнаться –

едино, что сердце загнать

в колючую дрёму простраций

и вымерзнуть, словно стагнат.

А мысли хрустящей фольгою

легли на фарфоровый наст,

а радуга гнётся дугою

и мчится Пегас на Парнас;

скакать неприятно охлюпкой,

но я же не где-то, а здесь

в стране первозданной и хрупкой

с надломленной вязью чудес...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Настоящему мужчине,

Не впадающему в детство,

Подорваться на причине

И не ожидать последствий –

Это лихо!..

И не вякать,

Что ему когда-то как-то

Время выгрызло собакой

Часть желудочного тракта.

Даже то, что на войнушке,

На кавказской заварушке,

Пуля розовую стружку

Вымахнет ему с макушки --

Ерунда на постном масле,

Чепуха на рыбьем жире –

Жизнь в глазницах не погасла,

Можно впрок её транжирить!

Ветераны утверждают:

Боль приходит через годы,

А солдатские медали

Ничего не стоят вроде,

И лежать им в шифоньере,