Сто печалей

Дождь на реке
льет, изо дня в день, сил набирая.
Свищет-свистит
осень Тернового Края[265].
Листья с дерев
ветер уносит с собою.
Вечная ночь
кутает в шубу соболью...
Слава, почет...
в зеркало зри поминутно!
Все, что обрел, —
сирая в лодке — каюта.
Страшно порой:
взыщет вдруг плату хозяин.
Старость, уход...
сроки назначить нельзя им.

Речная луна

Луна обгоняет
медлительных волн череду.
На башне высокой,
терзаемый мыслями, жду.
По краю небес
скитаюсь немыслимый срок.
Давно уж послал
окропленный слезами платок[266]..
В хрустальной росе
даже тени и те скруглены.
В Серебряной Речке[267]
на дне половинка луны.
Кто весть принесет,
письменами вышив парчу?[268]
Нахмуривши брови,
гашу, наконец-то, свечу...

Дождь

Тысячи деревьев... тучи,
влажный мрак.
А над цепью горной
день дождем набряк.
Двери ветра настежь —
не закрыть никак.
Птиц речных в укрытье
возвращает страх.
Вот в акульем доме
застучал станок[269],
Лодки дровосеков.
Лес валить не срок!
Чистотой, прохладой
яд тлетворный смыт...
Помыслы ветшают[270]...
Ввысь, на Башню, в скит!

В снегопад

Стенают в битвах
сонмы отлетевших душ.
Их отпевают
только плакальщики-старцы[271]
Над полосой заката
сплотились толпы туч.
Неудержимый снег
кружит в метельном танце.
В углу горлянка-тыква...
нет зелена вина[272].
В печурке тлеют угли...
да греет ли она?
Давно вдали от мира,
и нет вестей совсем,
Тоскую за письмом...
кому пишу, зачем?

Переправа у белых песков

Тропка узкая
над берегом петляет.
Переправа
тропку прыткую глотает.
В челн вхожу,
качаясь и кляня помеху.
Ухожу далеко
в Облачную реку[273].
Холод неба
за пределами пустыни.
Час заката...
мы же только посредине.
Конь храпит мой,
тянет в северные страны.
Жадно пьют,
перекликаясь, обезьяны.
В ясных водах
дно усеяно камнями.
Отмель белыми
усыпана песками.
Возвращенье
от печалей избавляет[274],
От недугов тяжких
разом исцеляет...
Держат скалы
смертоносные откосы.
Волны рушатся
в объятия хаоса.
На ветру стою один.
Пора обратно.
Сжав поводья,
вновь вздыхаю троекратно.

Восемь стансов об осени

I

В жемчуге рос вянет листва,
клены, вся роща редеет.
Горы Ушань, ущелье Усянь —
духом уныния веет.
Волны на стрежне встают в полный рост,
в небе самом волненье.
Тучи над крепостью ветер сплотил,
слил их с земною тенью.
Лес хризантем снова в цвету...
слезы иных дней жизни.
Челн одинокий в вечном плену...
сердце в садах отчизны.
Всюду в ходу нож и аршин:
шьются на зиму платья.
Белый Владыка высью пленен...
грохот вальков на закате.[275]

II