Стоик

– Какая странная земля, – сказал Каупервуд. – Я рад, что ты привезла меня сюда, Беви, но мне все же кажется, что, как бы ни была красива эта страна, Норвегия – одна из климатических ошибок природы. Здесь слишком много света летом и слишком мало зимой. Слишком много романтических водных потоков и слишком много суровых гор. Хотя, признаюсь, у меня все это вызывает огромный интерес.

Бернис и в самом деле отметила его небывалый интерес к Норвегии. Он нередко звонком вызывал своего весьма уважительного шкипера, чтобы задать ему вопросы.

– На что живут люди в этих городках, кроме рыбы? – спросил он у Эрика.

– Понимаете, мистер Диксон, – под этим именем Каупервуд отправился в путешествие, – у них есть немало других занятий. У них есть козы, и они продают козье молоко. У них есть куры – отсюда яйца. У них есть коровы. Что говорить, они часто судят о богатстве человека по числу коров у него. Еще они делают масло. Это такой крепкий, работящий народ, и они из пяти акров земли могут выжать столько, что вы и представить себе не можете. Хотя я и не специалист в этих делах и не могу вам точно сказать, сколько это будет, но живут они лучше, чем вам кажется. А кроме того, – продолжил он, – большинство здешних молодых людей уходит учиться мореплаванию. Повзрослеют немного, становятся капитанами, помощниками или коками на сотнях судов в здешних морях и доходят до торговых столиц всего мира.

В этот момент вмешалась Бернис:

– Мне пришло в голову: того, что им не хватает в количестве, они компенсируют качеством, – таким было ее замечание.

– Вы правы, мадам, именно это я и имею в виду, – сказал шкипер, а потом продолжил с еще большим энтузиазмом: – Да что говорить – они научились жить безбедно среди себе подобных. Но они знают мир не только снаружи, по книгам, но и изнутри. Мы, норвежцы, книгочеи, мы ценим знание. Здесь почти нет неграмотных, вы не поверите, но в Норвегии телефонов больше, чем в Испании или Польше. У нее даже есть свои музыкальные или литературные знаменитости: Григ, Гамсун, Ибсен, Бьёрнсон. – Эти имена заставили Каупервуда задуматься о том, какую малую роль в его жизни играла литература, и попросить у Бернис, чтобы она дала ему какую-нибудь из прочитанных ею книг.

А Бернис, заметив его задумчивость и подозревая, что он, вероятно, сравнивает этот мир чудес с собственным беспокойным миром, решила переключить разговор на что-нибудь более веселое и, обратившись к шкиперу Хансену, спросила:

– Шкипер Хансен, а мы увидим лапландцев, когда пройдем еще дальше на север?

– О да, мадам, – ответил капитан. – Мы их можем встретить почти повсюду к северу от Трондхейма. Мы уже почти у этой точки.

От Трондхейма яхта направилась еще дальше на север – к Хаммерфесту, земле полуночного солнца. По пути они сделали несколько остановок, одну из них у небольшого мыска, отходящего от одной из мощных скал, носящей название Гротто. Поселение было совсем маленькое, состояло не более чем из дюжины домов и использовалось главным образом как киторазделочная станция. Дома здесь были обычные – каменные, с крышами из травы и земли.

Обычно китобои Гротто покупали уголь или дерево с одного из судов, идущих на север или на юг. И теперь небольшая группа рыболовов приблизилась к яхте. И хотя угля на яхте было ровно столько, сколько требовалось ее паровым котлам, Каупервуд попросил шкипера дать им несколько тонн, потому что ему казалось, что у этих людей почти ничего нет в жизни.

После завтрака шкипер Хансен сошел на берег, а возвратившись, сообщил Каупервуду, что племя лапландцев, обитающее обычно гораздо севернее, разбило лагерь в полумиле от Гротто. Там около полутора тысяч оленей, сказал он, и больше сотни лапландцев с детьми и собаками. Услышав об этом, Бернис загорелась желанием увидеть их. И тогда шкипер Хансен и его помощник доставили их на берег, чтобы они смогли посетить лагерь.

Сойдя на твердую землю, они направились к оленям, бродившим вокруг палаток из шкур, разбросанных здесь и там. Шкипер, знавший несколько слов на языке лапландцев, поговорил с ними, и некоторые из них подошли к гостям, пожали им руки, пригласили в свои палатки. В одной из палаток над костром висел большой котел, к нему подошел помощник капитана, принюхался и сказал: «Собачья еда», но оказалось, что это прекрасная, жирная, сочная медвежатина, отведать которую предложили гостям.

В другую палатку набилось множество рыбаков и фермеров из близлежащих деревень, потому что здесь проходило что-то вроде ежегодной ярмарки, где лапландцы продавали товары, которые давал им олений промысел, и покупали припасы на зиму. В этот момент через толпу протолкалась лапландка. Она поздоровалась со шкипером Хансеном как со старым знакомым, а капитан сказал Каупервуду, что эта женщина – одна из богатейших в племени. После этого начались групповые танцы и пение, к которым все пытались присоединиться. А потом, выпив, закусив и вдоволь посмеявшись, Каупервуд и его сопровождающие попрощались и вернулись на «Пеликан».