Но когда он сел в поезд и тот начал двигаться, а Лорна за окном на платформе в последний раз задумчиво махнула ему на прощанье, он не мог не задуматься о переменчивых перекрестьях, сплетаемых на полотне жизни людьми и судьбами. Потому что вот он – под атакой чикагских держателей акций и под пристальным оком прессы, а еще и Эйлин в Нью-Йорке и, если уж откровенно, то и красавицы Бернис в Лондоне, которая теперь небезосновательно доверяет ему не больше, чем доверяет ему Эйлин. А все почему? Эмоции, чувственное предрасположение, реакции на другую разновидность человеческих существ – ведь это не его выдумка или творение.
Стук-стук-стук – грохотали колеса на стыках. Ту-туу, ту-тууу – гудел паровоз. И равнина, как и время, проплывала мимо за окном, через которое он смотрел, мечтательно размышляя о жизни, времени, переменах.
Глава 56
Когда Каупервуд, вернувшись в Нью-Йорк заглянул к Эйлин, его ждал приятный сюрприз, потому что за время его отсутствия она размышляла над тем, чего стоят его предложения по возможному увеличению выставочных площадей, его заявленное желание учитывать ее вкус в том, что касается предполагаемых изменений. Это порадовало ее больше, чем все остальное, что он мог бы сказать. И вот она показала ему несколько набросков, планов, цветовые гаммы, которые уже приготовила вместе с архитектором, и теперь хотела, чтобы он высказал свое мнение.
Его порадовало, что Реймонд Пайн, американский архитектор, который когда-то и создал этот особняк, сделал ряд зарисовок в связи с предполагаемыми изменениями, выполненными в стиле архитектуры уже построенной части. Эйлин особо отметила понравившиеся ей варианты художественного видения. И Каупервуд, решив, что встретится с Пайном и попросит его не спешить с этим обновлением, оставил Эйлин, пребывавшую в уверенности, будто она будет играть важную роль в связи с чем-то, что не только будет отражать их общие художественные вкусы, но и может в конечном счете привести к их воссоединению, пусть и формальному.
Как бы там ни было, но Каупервуду на сей раз было труднее приспосабливаться к Америке. Его взгляды на общество после жизни в Лондоне изменились. И дело было не в том, что англичане оказались менее проницательными или сообразительными в их умении продвигать собственные интересы. Но, как он отметил, познакомившись со Стейном, Джонсоном и их единомышленниками, в Англии существовало почти бессознательное понимание необходимости соединять в единое целое, взаимопереплетающееся, отдых, или удовольствия, и бизнес, работу, тогда как здесь, дома, считалось, согласно поговорке, что бизнес есть бизнес, и нечего приплетать к нему что-то еще.
После прибытия в Нью-Йорк он не знал ничего, кроме деловых переговоров. Казалось, для него не осталось ничего другого интересного, кроме бизнеса, и именно поэтому его мысли постоянно возвращались к Бернис и Бухте Приора, хотя он по-прежнему считал необходимым посещать все города, которые наметил как источники вложений, и эти короткие поездки по всему восточному побережью изматывали его физически. Он впервые в жизни начал не только чувствовать себя старым, но и думать о том, что он стареет. Однако, к его удовлетворению, ситуация был разрешена, когда он получил срочную телеграмму от Джонсона, в которой сообщалось, что вследствие активности различных групп давления крайне важным становится его немедленное возвращение.
Он показал телеграмму Эйлин, она прочла ее, посмотрела на него, сказала ему об усталости, которая печатью легла на его лицо, сказала, чтобы он не забывал о своем здоровье, ведь оно в конечном счете важнее всего, и ему нужно поскорее свернуть свои европейские дела и отойти от дел. Он ответил, что уже подумывал об этом, а чтобы облегчить ее заботы, пока он будет отсутствовать, назначил мистера Катберта ответственным за его коллекцию, потому что в суждениях этого человека он не сомневался.
Тем временем Бернис начала недоумевать: почему он не возвращается. Шло время, и она без него чувствовала себя все более и более одинокой. Хотя лорд Стейн приглашал ее на различные приемы и вечеринки, знакомил ее со своими друзьями, а раз она даже побывала при дворе, ей странным образом и необъяснимо не хватало Каупервуда. Он стал главенствующей силой в ее жизни, и рядом с этой его силой социальное положение лорда Стейна казалось чем-то мелким, второстепенным. Потому что, хотя она и считала Стейна дружелюбным и привлекательным, но, возвращаясь в тихую Бухту Приора, она снова неизменно настраивалась на эмоциональную, а также умственную волну Каупервуда. Чем он занимался? С кем встретился? Не влюбится ли он снова в Лорну Мэрис? Или какую-нибудь новенькую? И вернется ли он к ней таким же, каким был до отъезда? И вернется ли Эйлин вместе с ним или он в достаточной мере успокоил ее, и она готова дать ему отдохнуть какое-то время?
Женская ревность! Ее собственная ревность, когда речь заходила о нем!