Стоик

В свете никогда не заходящего солнца яхта развернулась и направилась назад – на юг. К этому времени в пределах видимости появился с десяток полярных китов, и шкипер приказал поставить паруса таким образом, чтобы яхта могла иметь максимальную маневренность среди этих гигантов. Пассажиры и команда с радостным волнением наблюдали за китами. Но Каупервуда больше интересовало мастерство шкипера, чем спектакль, разыгрывающийся перед его глазами.

– Ты только посмотри! – сказал он Бернис. – Каждая профессия, каждое ремесло, каждая форма труда требует внимания и мастерства. Шкипер, как ты сама видишь, полностью владеет яхтой, и уже одно это является достижением.

Она улыбнулась этому замечанию, но ничего не сказала, а он предался размышлениям и философствованию об этом поразительном мире, частью которого на короткое время стал он сам. Больше всего в этой северной сцене поразил его тот факт, что она представляла собой суровую и общественно малозначимую часть мира, которая ничуть не нуждалась в таких темпераментных людях, как он. По большому счету жизнь здесь поддерживалась бескрайним океаном, который снабжал этих людей рыбой, а когда они возвращались с моря, рабочих рук им хватало, чтобы строить, чтобы делать пригодными к обитанию достаточные пространства земли и, наконец, заканчивать свои жизни в относительном комфорте. И в то же время он чувствовал, что эти люди от их жизни в простой красоте, в убогом комфорте и очаровательных общественных обычаях получают больше, чем он и тысячи других, подобных ему, кто так неутомимо занят процессом накопления денег. Что же касается его самого, то он стареет, лучшая часть его жизни позади. Что ждет его? Новые линии подземки? Новые художественные галереи? Новые уколы общественного мнения?

Да, это путешествие дало ему возможность перевести дух. Но теперь он с каждым часом приближался к делам, не обещавшим ни минуты покоя, и если он и дальше будет жить по-прежнему, то это приведет только к еще большим спорам, большему количеству привлеченных юристов, большей газетной критике, большим домашним неурядицам. Он иронически улыбнулся про себя. Он не должен слишком много думать. Нужно принимать вещи такими, какие они есть, и использовать их с максимальной пользой, в конечном счете мир дал ему больше, чем большинству, и уже за одно это он должен быть благодарен. И он был благодарен.

Несколько дней спустя на подходе к Осло он предложил Бернис, чтобы избежать публичности, сойти с яхты и вернуться пароходом в Ливерпуль, от которого до Бухты Приора рукой подать. Он порадовался, увидев, с какой практичностью она отнеслась к этому предложению, но в то же время он по ее взгляду понял, какое негодование вызывают у нее те силы, которые неустанно контролируют и отрывают их друг от друга.

Глава 58

Путешествие в Норвегию настолько укрепило Каупервуда, что у него руки чесались взяться поскорей за дело, сосредоточить усилия на том, чтобы добиться цели, которую он поставил перед собой: собрать капитал в сто восемьдесят пять миллионов и добиться к 1905 году пуска электрифицированных подземных линий общей протяженностью в сто сорок миль. Эти новые честолюбивые планы и желание завершить работу и доказать ее необходимость настолько захватили его, что он почти не позволял себе отдыхать ни в Бухте Приора, ни в каком-либо другом месте.

Так и прошли несколько следующих месяцев: совещания директоров, встречи с заинтересованными и важными инвесторами, решение технических проблем, частные встречи (иногда по вечерам) с лордом Стейном и Элверсоном Джонсоном. Наконец возникла необходимость съездить в Вену, чтобы протестировать электромотор, изобретенный человеком по фамилии Ганц[35] – это изобретение обещало значительно снизить стоимость эксплуатации подземки. Увидев этот двигатель, посмотрев его в работе, он проникся убежденностью в его ценности и тут же отправил телеграммы нескольким своим инженерам с приказом отправляться в Вену и подтвердить или опровергнуть правильность его выводов.

По пути в Лондон он остановился в отеле «Ритц» в Париже. В первый же вечер там он в вестибюле отеля столкнулся со стародавним коллегой Майклом Шэнли, когда-то служившим у него в Чикаго, и тот предложил Каупервуду послушать концерт в Парижской опере. Повсюду говорили о композициях поляка по фамилии Шопен, чьи опусы должны были исполняться в тот вечер. Фамилию композитора Каупервуд вроде бы слышал когда-то, а Шэнли она вообще ничего не говорила, но все же они пошли, и музыка так очаровала Каупервуда, что он, прочтя в программке о месте захоронения Шопена – на кладбище Пер-Лашез – решил сходить туда на следующий день и позвал с собой Шэнли.