Стоик

Проверив прочие различные обязательства, решения, расходы, Гривс извлек их опцион, приобретаемый Каупервудом, и пришедшие с Гривсом люди подтвердили подлинность документа. Мистер Делафилд как секретарь и казначей Транспортной электрической компании предъявил копию акта, устанавливающего их право на строительство линии. После чего некто мистер Блэндиш из банка «Лондон и графство» предъявил сертификат вклада на имя Фрэнка Алджернона Каупервуда на сумму шестьдесят тысяч фунтов в британских консолях, находящихся на хранении в названном банке. Банк вручит мистеру Каупервуду эти консоли в обмен на чек на названную сумму.

После этого Каупервуд подписал и вручил мистерам Гривсу и Хеншоу чек на тридцать тысяч фунтов, подлежащих теперь переводу в Транспортную электрическую компанию. Компания через своих представителей подтвердила факт получения чека. После чего он выписал чек на шестьдесят тысяч долларов, а банк «Лондон и графство» выдал ему подтверждение о переходе консолей в его собственность. После этого он передал Гривсу должным образом засвидетельствованное, действительное в течение года соглашение, не подлежащее пересмотру. На этом собрание закончилось в торжественной атмосфере, которую вряд ли можно было объяснить только бизнес-интересами.

Объяснением тому была личность Каупервуда и ее воздействие на всех присутствовавших. Например, Кэлтроп, председатель совета директоров компании Транспортная электрическая, светловолосый, плотного сложения человек пятидесяти лет, пришел предубежденно настроенный против американца, который пытается получить контроль над лондонской подземкой. Тем не менее было совершенно очевидно, что на него произвел впечатление деятельный, живой ум Каупервуда. Райдер разглядывал одежду Каупервуда, отметил его запонки с нефритами, вделанными в великолепную оправу, его темно-коричневые туфли, его точно по фигуре скроенный костюм песочного цвета. Америка явно рожала новых и особых людей, и вот перед ними был один из них, который при желании мог стать немалой силой в лондонских делах.

Джонсон пришел к выводу, что Каупервуд разрешил ситуацию с проницательностью и даже с допустимой хитростью. Он был беспощаден, но той разновидностью беспощадности, которая требовалась при столкновении интересов и противоречии подходов. Он уже собирался уходить, когда Каупервуд подошел к нему.

– Насколько мне стало известно, мистер Джонсон, у вас есть личный интерес к ситуации с подземкой, – сказал он, улыбаясь дружеской улыбкой.

– Да, в некотором роде, – вежливо, но не без осторожности ответил Джонсон.

– Мои юристы сообщили мне, что вы в той или иной мере специалист по местным транспортным концессиям. Дело в том, что я прошел подготовку по другую сторону океана, и ваши порядки для меня в новинку. Если вы не возражаете, я бы хотел поговорить с вами. Может быть, за ланчем или ужином. Можно в моем отеле или в каком-нибудь другом месте, где нам никто не помешает.

Они договорились о встрече во вторник вечером на следующей неделе в отеле «Браунс».

Когда все ушли, Каупервуд сказал оставшемуся с ним Сиппенсу:

– Ну, вот, Де Сота! Мы только что купили себе на голову целую кучу забот. Скажи мне, что ты думаешь об этих англичанах.

– Они хорошие ребята, когда имеют дело друг с другом, – сказал Сиппенс, который все никак не мог успокоиться – манеры Джонсона раздражали его. – Но вам с ними все время нужно быть настороже, шеф. Ваша самая надежная опора – те люди, которых вы сами подготовили.

– Пожалуй, ты прав, Де Сота, – сказал Каупервуд, понимая, что тревожит Сиппенса. – Но я не уверен, что мне не придется включить в команду кого-нибудь из этих ребят, чтобы все шло как по маслу. От них нельзя требовать, чтобы они вдруг и сразу приняли нас всех. Ты это понимаешь.

– Верно, шеф, но вам понадобится достаточное число американцев, чтобы они не застали вас врасплох.

Но Каупервуда не покидала мысль, что для дела, вероятно, требуется преданная и энергичная английская группа, люди вроде Джонсона, Гривса и Хеншоу и даже этого неприметного парня Райдера, который так внимательно разглядывал его, но не сказал ни слова. При столь быстром развитии событий часть его давно налаженных и устоявшихся американских связей теряет свою ценность. Он слишком хорошо знал, что сантименты в случае кризиса мало чем помогут, а потому хранить их не стоит. Если жизнь чему и научила его, то в первую очередь этому. А он был не из тех людей, что отворачиваются от своего самого безжалостного, но в то же время и толкового учителя.

Глава 31