Газеты следующего дня. Указы Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации военнообязанных и о военном положении. Сводка Главного командования Красной Армии за первый день войны. Вечером 22 июня по радио выступил Черчилль с заявлением к английскому народу.
Газеты публикуют эту речь в изложении, первая часть абзаца — о враждебности — опущена. Я вынул ее на свет не со зла, а чтобы задуматься: разве сегодня, сейчас не наступил тот момент, когда и неприязнь, и враждебность, и даже ненависть должны, пусть не отступить — слишком неправдоподобно,— но хотя бы потесниться? Разве не наступил еще момент выбора для всех: жить или не жить? Неужели для того, чтобы понять друг друга, нужно, чтобы наступили чудовищные минуты новой войны?
После нее, может статься, последние мирные газеты на любом языке читать будет некому.
…22 июня 1941 года. Утро перед рассветом. Пограничники наблюдали сосредоточение фашистов, докладывали и в ответ получали категорический приказ: на провокации не поддаваться. Конечно, провокации… Ведь заключен пакт о ненападении.
Спустя три месяца после подписания этого пакта Гитлер сказал:
Уже были сброшены первые бомбы на Киев, Одессу, Севастополь, Минск, Мурманск, Каунас, уже минуло полтора часа, как фашисты перешли границу, только после этого германский посол передал заявление Советскому правительству. «Превентивная война» была объяснена тем, что СССР… готовился напасть на Германию.
Все учли, все взвесили фашисты: наш промышленный потенциал, вооружение, наличные силы, тактические возможности, топливо, состояние дорог, климатические условия. Все, кроме характера народа. Разве могли учесть гитлеровцы, что одна лишь Брестская крепость будет стоить им дороже, чем вся война во Франции. Что с маленькими гарнизонами им будет справиться труднее, чем с целыми армиями других стран.
В первые же дни войны военкоматы осаждали тысячи людей — мужчины и женщины, старики и подростки, коммунисты и беспартийные. Изъявил решительное желание взять в руки винтовку Дмитрий Шостакович: «Вчера я подал заявление о зачислении меня добровольцем в народную армию по уничтожению фашизма». Письмо Шостаковича публикуют «Известия».
Мне кажется, тогда, в первые дни, было еще не так много материнских слез — у всех были гнев, решимость, даже лихость: война казалась делом нескольких недель, ну, месяцев. Вот заголовки первой газеты военной поры:
Кажется мне, что даже теперь, столько лет спустя, провожая в армию сыновей, матери плачут больше, чем тогда, в первый день войны: в мире сейчас тревожно, а те четыре года войны — в памяти. Я видел сам: на призывном пункте в центре Москвы, неподалеку от Лесной улицы, сходились бритоголовые парни — с гитарами, магнитофонами и, представьте, с гармошками тоже. Они улыбались, смеялись, прощались с невестами. А матери рядом — плакали.
Не хотите ли вечером отдохнуть? — спрашивают мирные газеты.
«Эстрадный театр «Эрмитаж».
Не желаете ли подлечиться?
Приглашают к себе, тоже на июль — сентябрь, санатории города Одессы: грязелечение. 24 дня — 636 рублей.
22 июня, когда были опубликованы эти объявления, вы помните, и Одесса, и Литва уже полыхали.