Ночь он провел рядом с ним, прикрывая уставшим, будто изрезанным телом от врывающегося в окно свежего бриза, коротко проваливаясь в беспокойный сон, и ушел на рассвете, зная, как не любит его хозяин чужого присутствия.
Утром Сад не вышел из комнаты, не откликаясь и не подавая признаков жизни. Не показывался он и днем. Ближе к ночи Санти набрался смелости и, пару раз стукнув согнутым пальцем в закрытую дверь, вошёл и недоуменно застыл на пороге: комната выглядела необитаемой. Он потерянно озирался, остро чувствуя панику, уже готовый бежать на поиски и орать во всё горло, но привлеченный едва уловимым движением, быстро подошел к широкой кровати, минуту назад казавшейся совершенно пустой.
«Дева Мария, я его НЕ ЗАМЕТИЛ! Но как?!»
Только сейчас, словно лишившись застилающей пелены, он увидел ужасающую худобу своего возлюбленного. Налитое пьяной тяжестью тело вчера оттягивало руки и плечи, а сегодня перед ним лежала высохшая, бестелесная тень — всё, что осталось от полнокровного, ненасытного самца, для которого не составляло труда за ночь поиметь каждого из четырех своих фаворитов. Словно этой ночью жадный, оголодавший вампир высосал из него все соки, всю силу и мощь.
— Сад… — Он поперхнулся и замолчал, не зная, что делать дальше.
— Уйди.
— Ты в порядке?
— Да.
— Сад.
— Уёбывай. Дай умереть.
— Что?
— Ты оглох или отупел? Хочу поскорее со всем покончить. А потом… Хочешь — выброси мою дохлятину в океан, хочешь — в песок закопай. Мне всё равно.
— Какого хуя?! Что ты несёшь?!
— Пошел вон, — безразлично бросил Садерс. — Можешь оставить меня здесь, на этой ебучей кровати. Какая разница, где гнить и вонять.
— Сад… Не дури.
Он резко сел и схватился за голову.
Кружится, кружится… Кружится весь этот безнадежный мир. Ну и черт с ним, пусть кружится. Бес-по-лез-но…
— Ты не понял, Сантино Рута, мой верный помощник в насилии и убийствах? Я не вернусь назад. Я выбрал не самый худший на свете склеп: красиво, как в сказке, и так же лживо. Чем не символ всей моей жизни?
— Почему ты… Мать твою, почему?!
— Почему ничего не сказал? Много чести! И можешь валить отсюда прямо сейчас, я не держу.
— Я не об этом. Почему ты решил умереть?
— Потому что жить надоело. Разве это не вполне оправданная причина?
— Всё ясно. — Санти презрительно хмыкнул. — Из-за него. Господи, Сад! Опомнись! Зачем тебе этот изнеженный импотент?! Эта бледная немочь?! Этот сраный страдалец?! Да в безмозглом кутёнке Эде жизни больше, чем в сотне таких недоношенных Гамлетов!
— Как ты заговорил. Сантино, дружок, я ещё не подох. Я могу…
— Ничего ты не можешь! Валяешься тут вонючим куском и пытаешься угрожать. Кому? Мне?!
Сантино зло рассмеялся.
Рассвирепей, прошу тебя, выдави мне глаза. Ты же сильный. Ты, если взбесишься, вырвешь вилы из рук самого сатаны!
— Тварь! — Садерс ринулся к его горлу, вытянув руки, вмиг налившиеся неизвестно откуда взявшейся силой, но даже мощный выброс адреналина не удержал его на ногах, и он рухнул вниз лицом, застыв в пяти шагах от Сантино и тихо выдохнув в нежно-лавандовый прикроватный коврик:
— Сука…
— Ну что ты делаешь, — горестно прошептал Санти, опускаясь на колени и притягивая его к себе. — Поднимайся.
— Не жалей…
— Я не жалею.
— Я так по нему стосковался, так… стосковался.
— В чем проблема, Сад? Возьми его!
Санти обнял костлявые плечи, погладил нежно и ласково. Он в самом деле не понимал театральных страданий Садерса. Согни мальчишку, вставь ему поглубже и оторвись от души — что может быть проще? Умирать он надумал… Боже мой, эти богатые идиоты совсем свихнулись! Когда нет необходимости заботиться о хлебе насущном, они придумывают себе дерьмовую небылицу и начинают упиваться горем. Фигляры! Тупые ублюдки! Знали бы они, что такое избитая до полусмерти мать…
— Поднимайся, — повторил он, отстраняясь и заглядывая в налитые кровью глаза. — Ты такой красивый. У меня сердце дрожит.
— Не хочу. — Сад слабо дернулся, высвобождаясь из тесных объятий — давит, давит…
— Брось, Сад. Всё забудется. Давай убьем его и…
— Нет! Даже думать не смей! — В глазах промелькнул дикий, парализующий страх — вдруг ослушается?! — Не смей, слышишь!
— Да ну его к дьяволу, — примирительно кивнул Санти, — чего ты переполошился? Пускай таскает свою задницу по этому миру, мне-то что… Кофе сварить?
— Нет.
— Горячий.
— Нет.
— Жгучий. Охуенный. Всё как ты любишь.
— Свари, чёрт с тобой.
— А потом я тебе отсосу, и ты раздумаешь умирать.
— Мне снится Ди.
— Да… Хорошо сосал, засранец.
— Тебе не жаль было его убивать?
— На всех жалости не хватит, Сад.
…Кончая, Сад не издал ни звука.
Скудное, жидкое семя отдавало заметной горечью, и впервые Санти с трудом подавил желание выплюнуть его и вытереть губы.
*
Умирать действительно расхотелось. И не потому, что жизнь вдруг приобрела новую ценность.
Садерс понял, что не в силах уйти, не увидев Шерлока ещё раз.