Стон (СИ)

А ну хватит! Шерлока нет. Любви нет. Есть только вкусовые добавки, делающие привычное блюдо пикантнее и острее.

Разогнать всех к чертовой матери и начать сначала. Сил у него, слава Богу, ещё предостаточно; денег, связей, влияния хватит на сотню ублюдочных Майкрофтов Холмсов…

Почему бы и нет? Обновление — это всегда хорошо. Это замечательно. Молодость, жажда, стремление… Чертов Шерлок изрядно его подкосил и состарил на тысячу лет. К дьяволу худосочную бледную шлюху! Пусть это блюдо доедает другой — тот, кому всё равно, чем наполнить утробу, нежным, изысканным авокадо или тыквенной мякотью; пусть обгладывает выплюнутые Садерсом косточки.

Стало гораздо лучше, жаркое и непереносимое отступило, и сердце, облегченно стукнув, забилось ровнее. Саду захотелось быть великодушным.

— Сантино.

Тот дернулся, посмотрев затравленно и тоскливо: загадочный, долгий взгляд Сада в считанные минуты вымотал его до состояния полного изнеможения.

Что с этим дьяволом происходит?!

— Сантино… — Голос мягкий и тихий, и от незнакомых ноток вдруг горячо резануло глаза. — Тебя я тоже не держу, дружочек. Хватит игр. Но пока ты мне нужен, а вот он… — Сад наклонился и потеребил волнистые пряди удивленного Джеймса, — он может быть совершенно свободен. Ты ведь хочешь уехать отсюда, Джимми?

И тот выдохнул: — Хочу. Если только это не означает свернутой шеи.

— Нужна мне твоя шея… Живи, amante.*

Сад закрыл глаза.

«Хочет. Завидная преданность. Я не нужен ему. Никогда не был нужен. Этот проныра неплохо жил под моей опекой. Сладко ел и пил, много и с удовольствием трахался, убивал… Убивал тоже с удовольствием. Но никогда меня не любил. Никто из них. Ни один. Только Габриэль. Господи, какая ошибка…»

— Что с тобой, Сад?

Садерс посмотрел в испуганно-изумленные глаза Сантино и задержался на волевом, открытом лице: кто ты, мой верный помощник? что гнездится в твоей душе? какие демоны ею владеют? Впервые он задумался о жизни Санти, как таковой, не имеющей точек соприкосновения с его собственной. Он ничего не знал о человеке, с которым столько лет делил кров и постель, кроме того, что убивает тот талантливо и изощренно.

— Конец империи и только.

Санти скривился, и, видит бог, скривился презрительно, даже не пытаясь своё презрение скрыть.

— Ты и нас с Эдом вышвырнешь, как приблудных щенков?

— Да, и ты это знаешь.

— Блядь! Сад, это нечестно. Подло.

Садерс слегка побледнел, но сдержался.

— Не зарывайся. Кроме того, я вас не обижу.

«Я оправдываюсь. И перед кем? Хотя, нет… Санти предан мне. Всегда был предан. Оправданий он всё-таки заслужил».

— Я не нуждаюсь в твоих подачках.

— Это не подачки. Это плата. А сейчас успокойся и замолчи. Я устал.

*

Дом утопал в красоте. Всё благоухало и радовало глаз: нежная зелень цветущих яблонь и слив, аккуратно постриженные кусты барбариса и жимолости, сочная лужайка перед домом, декоративно оформленные клумбы разноцветных фиалок. Холод ленивой поздней весны не подпортил чуда этой поистине райской картины.

Сад еле слышно вздохнул. По дому он очень соскучился. Здесь он узнал самое главное заблуждение в своей жизни — любовь, которая, как ему казалось, прекрасна даже тогда, когда доедает сердце, смакуя каждый сосуд, наполненный нестерпимым жаром и болью.

Никакой любви! Bastar! **

Заблуждение.

Начинаем с чистого листа, господин Садерс Ремитус. С девственно чистого.

Сколько всего впереди! Дух захватывает.

*

Он долго купался, с наслаждением вспенивая на коже гель с маслами жасмина, сандала и корицы. Сад выбрал этот аромат неслучайно: этот гель-афродизиак раньше предназначался лишь Шерлоку, этим гелем он мыл его после секса, снова и снова возбуждаясь от запахов и прикосновений.

«У меня стояло на запах, — убеждал он себя, наблюдая возрастающую эрекцию, с наслаждением сжимая дрожащей ладонью налитые сладкой тяжестью яйца, поглаживая тонкую кожицу вишневой головки — кровь блаженно бурлила, делая движения до головокружения чувственными. Он играл со своими гениталиями, доводя себя до судорожных вздохов и всхлипов. — Шерлока нет, а я хочу. Просто хочу вставить. И никаких загадок. Так было всегда и со всеми. А в случае с Шерлоком откуда-то выполз гнилой старческий сентиментализм. Слишком красив, паскуда. Никогда у меня таких не было. Таких… хрустальных».

…Он кончил, ещё немного постоял под душем, понежился, ловя губами теплые струйки, и, завернувшись в ласково льнущую махровую простынь, вышел из ванной комнаты.

Легкие домашние брюки приятно трогали освобожденный от напряжения пах и, будто умелые, осторожные пальцы проникали в промежность — дома Садерс редко носил бельё. Он чувствовал себя молодым, сильным и сексуальным. Похудевшее, загорелое тело сияло здоровой кожей, играло крепкими мускулами.

Сейчас хорошая порция коньяка, крепкий кофе и постель.

Завтра — новая жизнь, новые высоты и новые любовники. Итальянцы, французы, испанцы… Выносливые, как мулы, и гибкие, как пантеры.

К черту из Англии! Гниль болотная.

Но сначала — Джеймс.

*