Стон (СИ)

Даже это прощу, мой мальчик. Теперь мне это не трудно.

И ты прости, сделай милость.

*

Садерсу было больно.

Умереть не получилось.

Видимо, кто-то там ждал от него покаяния.

Хорошо. Я готов.

Садерс летел к Шерлоку.

Каяться.

***

Они сидели очень близко, подавшись вперед и внимательно рассматривая что-то в раскрытом на столе ноутбуке. Освещенные бликами лица были сосредоточенны и серьезны. Шерлок хмурился. Этот покусывал кончик большого пальца. На Шерлоке — теплая фланелевая рубашка в крупную клетку (на Шерлоке теплая фланелевая рубашка?!). Захотелось уюта, мой мальчик? На этом — что-то серо-бесформенное, унылое. Две кружки рядком в углу стола. Почти на краю. Того и гляди упадут с хрустящим звоном, задетые неловкой рукой. Одна из них — та самая, оранжево-солнечная. Другая — скучная, белая. Символ божественной чистоты. Что ж, этот, наверное, трахается, как бог… У него взъерошенные вихры. Шерлок? Его пальцы? Не исключено. Обожаемые локоны тоже выглядят не идеально, беспорядочно свисая на лоб и уши крупными кольцами.

Детали, детали… Куда без них…

По тому, как эти двое не касались друг друга, Садерс понял, что им смертельно этого хочется, что они тянутся друг к другу мучительно, и тела их отяжелели, налитые этой тягой. Но не время. Они очень заняты очень важным делом. Уверен — разрабатывают очередной план по уничтожению негодяя Садерса Ремитуса, ищут на него управу…

А он сам идет к ним в руки.

Вот я, весь перед тобой.

И уже уничтожен.

— Здравствуй, Шерлок…

* White Gold Jeroboam — очень дорогое шампанское

** зима на Фиджи длится с мая по октябрь

========== Глава 36 Начать сначала ==========

После жаркого Фиджи Англия показалась Садерсу морозильной камерой. Он мгновенно продрог и даже в теплом салоне машины продолжал противно трястись, передёргивая плечами.

— Холод какой.

— Да, — отозвался лихо выруливающий на ровную трассу Джеймс, — весна по-английски. Ненавижу этот промозглый кусок земли.

— Завтра уедешь.

Лопатки парня врезались в мягкую ткань уютной толстовки — так напряглась от неожиданности его спина. Вопроса не прозвучало, он давно был приучен вопросов не задавать. Санти тоже остался невозмутимо спокойным, лишь на миг скосив глаза в сторону Сада. Но тот прекрасно всё понял: кого убиваем на этот раз? И где?

Горько усмехнувшись, он посмотрел на потревоженный ветром русый затылок. Ничего, кроме смертей. Ничего. Но ведь есть же в этом мире хоть что-то ещё…

— Отдохнешь, расслабишься. Кстати, можешь покинуть промозглый кусок насовсем.

Машина круто вильнула, и Санти, больно врезавшись носом в спинку водительского сидения, ругнулся по-итальянски и с неприязнью уставился в зеркало.

— Удавлю тебя, сукин сын. Держи крепче руль!

Джеймс резко обернулся и зло процедил сквозь зубы: — Пристегиваться надо, мачо. Боишься подохнуть? Страшно встретиться с Большим Боссом и ответить на самый главный его вопрос?

Санти подался вперед, вцепившись в упругую мягкость кресла.

— У меня свои счеты с Богом, если ты о нем, и не тебе, дешевая шлюшка, лезть в это дело. Смотри на дорогу!

— Ублюдок… Мразь… Счеты у него… — бубнил Джеймс, прибавляя скорость.

— Заткнитесь и не начинайте ваших бесконечных разборок, — тихо приказал Садерс, взглянув на Санти так, что у того ёкнуло сердце. — Ты понял, Рута? — И гадливо поморщился: — Вы оба мне осточертели. Гони, Джим. Я устал.

Санти вжал голову в плечи, но в жесте этом не было ничего от покорности. В любой другой день, прозвучи такие слова из уст «самого», Сантино страдал бы и мучился, что не угодил великолепному Саду, что тот рассержен или, не дай бог, разочарован в своем верном помощнике.

Сегодня он подумал со злостью: «А меня тошнит от тебя, слюнявый придурок». И даже не ужаснулся.

Садерс не сводил с него прищуренных глаз, продолжая внимательно изучать непроницаемо чужое лицо — неужели ненавидит? Да, похоже, что ненавидит. И никогда не любил.

Плевать.

Плевать ему на любовь.

Да и существует ли она в природе? Если у него так зверски стоит на Шерлока, это вовсе не значит, что он душу готов за него продать. Обострение угасающего либидо, последний рывок стареющего тела — вот что случилось с ним, и разве это любовь? Что-то внутри долго наливалось ядовитыми соками, что-то, готовое прорваться в любой момент. Росло, набухало, билось в поисках выхода. И подвернулся Шерлок, холодный ублюдок, подстилка, дрянь, покорно раздвинувшая ляжки сначала перед ним, а потом перед целой толпой извращенцев, падких на безотказные сладкие задницы и не жалеющих на это своих капиталов.

Продажная тварь. Все продажные твари. Какая любовь?!

Господи! Да что с ним такое?! Что за муть заволокла его всегда трезвый, рациональный разум, рассчитывающий всё до мелочей?! Какая зараза поселилась в брезгливом, разборчивом теле?! Докатился до того, что отсосал какому-то жалкому недоумку. Толстый член, будто жеванная бумага, пресно забивал его рот — никаких ощущений, кроме скуки и ненужности происходящего. Не то что пряная сладость Шерлока…

Сердце больно кольнуло и облилось чем-то жарким, почти непереносимым.