— Раздавишь. — Джон повернулся и с улыбкой окинул взглядом некрасиво искаженное лицо самого красивого на Земле человека. — Я люблю тебя больше жизни. Дышать без тебя не могу. Когда вернусь, не отпущу никуда, и сам не отойду ни на шаг, учти это. — Он ласково коснулся пальцами покрытой легкой щетинкой кожи, и невесело улыбнулся. — Хочешь, буду твоей шлюхой?
Из глаз Шерлока вытекли две слезы — большие сияющие кругляши, соленая роса, выпавшая на рассвете. Но он этого не заметил.
— Когда вернешься?..
— Да.
Очень хотелось обнять его, так хотелось, что ломило руки. Стереть с лица мокрые дорожки — свидетели постыдной слабости старающегося быть сильным мужчины.
Но — нет. Стоит только приблизиться, и уйти будет невозможно. Как бы дальше ни складывалась их жизнь, сейчас сильным должен быть именно он, Джон Хэмиш Ватсон, которого не продырявила ни одна пуля, которого не спалило афганское солнце и не убила немыслимой силы любовь.
— Джон…
— Ты же слышал его, и знаешь лучше меня, что на этот раз он приехал не за тобой.
— Плевать я хотел на все, что задумал этот урод! — взорвался Шерлок, резко оттолкнув от себя Джона и умчавшись в гостиную. — Ты слышишь меня?! Плевать! Иди сюда!
Джон вздохнул и пошел на зов.
— Шерлок…
Тот стоял, раскрыв ноутбук.
— Вот, посмотри! — Он ткнул пальцем в кремовое великолепие. — Это торт.
— Я вижу.
— И мы его купим! И съедим!
— Обязательно, Шерлок, — согласился Джон, чувствуя себя родителем разбушевавшегося ребенка. — Но не сегодня.
— Я не позволю… — Глаза Шерлока блекли, тускнели, теряли цвет, словно с каждой новой слезинкой вытекала их яркая, сводящая с ума бирюза. — Ты не вернешься. Не получится. Его псы тебя разорвут.
— Посмотрим, — весело усмехнулся Джон. — Шерлок, ты убедишься ещё не раз: остановить меня невозможно. И убить, между прочим, достаточно трудно. Тем более — разорвать. Надо очень хорошо постараться. Выпьем чаю? И покрепче.
Смотреть на него было невыносимо: такого полного погружения во тьму Джон не видел даже там, в самом пекле. Шерлок тонул в ней, почти не сопротивляясь. Сердце скулило от жалости и любви.
— Шерлок, послушай. Однажды ты принял вызов. Почему ты думаешь, что я не сделаю то же самое?
Шерлок горько усмехнулся. — Принял вызов? Уж не хочешь ли ты сделать из меня героя? Я трусливо сдался, причем очень быстро. Лег сначала под него, а потом…
— Нет, не сдался. Ты продержался. И дождался меня. Не каждый на такое способен. И, пожалуйста, успокойся. — Джон забрал из безвольно упавших рук ноутбук, и, взглянув на экран, весело ухмыльнулся: — Думаю, эта нарядная штука чертовски вкусна. Шерлок, я видел сломанных и раздавленных войной. Я сам был таким. Будь этот человек трижды велик и страшен, ему меня не осилить: он отвоевался, выдохся, сколько бы ни было у него псов. Псов натравливают, Шерлок, а он… Он сам затравлен. Так что, я точно вернусь.
*un buono a nulla — слабак (итал.)
**Montepulciano — итальянское красное вино
========== Глава 38 Поединок ==========
Плавно и бесшумно тронувшись с места, темно-синяя машина загрохотала в сознании Шерлока дьявольской колесницей. И увезла с собой Джона. Шерлок всей тяжестью навалился на оконное стекло, словно надеялся сквозь него просочиться и ринуться следом, паря над кобальтовым сиянием идеально чистого кузова длинной нелепой тенью.
Он слишком хорошо знал своего мучителя, чтобы не понять, насколько бессмысленны сейчас все метания. Сад рассмеётся в трубку, а затем снисходительно пожурит своего излишне впечатлительного мальчика за необоснованные истерики. Или сам закатит истерику: будет материться, орать, унижать, незаметно перейдя на слезливый скулеж о своей бесконечной любви. Всё это — проторенные тропки их слитого воедино пути.
Но стоять и смотреть на потемневшее небо Шерлок больше не мог. Он набрал ненавистный номер, впиваясь пальцами в телефон, дрожа всем телом и презирая себя за то, что так легко, так быстро постиг науку едва ли не рабского унижения. Но ради Джона он готов был ползти на брюхе, умолять и плакать, только бы тот был рядом — живой и невредимый. К чёрту унижение! Его аскорбиновый привкус давно стал привычным.
Лишь бы Садерс ответил, лишь бы услышать сейчас его голос и попытаться понять, что задумал этот окончательно спятивший дьявол. Только ведь не ответит…
Но Садерс ответил.
Мгновенно обдало жаром, и покачнувшись на непослушных ногах, Шерлок осел на пол.
— Сад…
— Кажется, я выразился предельно ясно — не попадайся мне на глаза. Это уже не твоя жизнь.
Вот так: холодно и бесстрастно, как терпеливый работодатель, объясняющий не в меру бестолковому клерку его задачи. И если бы это было правдой. Но снова звонить и клянчить милостей всё равно не имеет смысла. Звонить Джону — тем более. Его телефон наверняка мирно покоится на панели черной машины*.
Черной, как самая черная тьма.