Стон (СИ)

— Что, Джон? — Дыхание коснулось лица — как близко он подошел… Тело охватила тянущая истома, в глазах потемнело. Как невозможно близко он подошел. — Больно? — Осторожно обнял и притянул к себе, обжигая кожу тревожным шепотом. — Тебе помочь?

— Да. — Джон едва заметно сглотнул. — Раздеться, принять душ, сменить повязку… Готов к подобного рода нагрузкам?

— Не уверен, но попробую справиться. Чем он тебя ранил? Насколько серьезно?

— Зубами. Этот полоумный вцепился в меня зубами. Слава богу, в плечо, а не в сонную артерию. Очень темпераментный господин.

Шерлок прильнул всем телом, коснулся губами волос, а потом с нетерпением отстранился.

— Ты мне расскажешь в конце концов?

— Шерлок, пожалуйста, — умоляюще перебил его Джон, — оставим все разговоры. Я очень хочу смыть с себя эту кроваво-потную дрянь, выпить горячего кофе и лечь в постель. C тобой. Такое возможно?

— Возможно. Я помогу. — Шерлок потянул вниз молнию куртки, и пальцы ходуном ходили, а дыхание сотрясало грудь. — Рубашку порвал, скотина…

— Не хочешь снять халат и вернуть его мне? — улыбнулся Джон. — Видел бы тебя сейчас Садерс! Ты похож на подгулявшего клоуна: помятый, взъерошенный. И нос от холода красный. И уши. Очень эротично.

— Заткнись, — осторожно коснувшись потёков крови на порванном вороте, пробормотал Шерлок. — Какой, к дьяволу, Садерс, какой холод… Душно, как в пекле. Я тебя раздеваю.

Но возбуждение схлынуло вмиг, стоило ему увидеть кровоточащую, воспаленную рану.

Деловито и очень ловко он искупал и насухо вытер Джона, по возможности игнорируя его не подвластную контролю эрекцию и на тихое смущенное чертыхание отвечая довольной улыбкой; грозно рыкнув, когда тот попытался перехватить инициативу, вколол обезболивающее («в задницу, Джон, именно в задницу, и не возражай!»); сварил кофе и соорудил немудрёный сэндвич.

Их близость была беспредельной: две родные души, случайно, а может быть, и не случайно столкнувшиеся на просторах вселенской неразберихи.

Лежа в затемненной шторами спальне и поправляя на Джоне заботливо подоткнутое одеяло, Шерлок сказал: — Ты же понимаешь, что я не могу быть ему благодарен. Это немыслимо. Но… Чертовски дико звучит… Но я благодарен. И, кажется, даже готов простить.

— Да пошел он! Кого там прощать? Убогий. — Джон расслабленно выдохнул. — Ты не уйдешь? Тебе необходимо поспать.

— Я не хочу спать. Но, конечно же, никуда не уйду.

Уснул он быстрее Джона — придвинулся ближе, закрыл глаза и тихонечко засопел.

«Шерлок сопит во сне. Умереть можно».

*

Разбудил Шерлока настойчивый телефонный звонок, оборвавшийся именно в тот момент, когда он выбрался наконец из ласковых пут крепкого и, впервые за целую вечность, по-настоящему безмятежного сна.

Джон слегка шевельнулся, вздохнул, но не проснулся: усталость и нервные перегрузки были сильнее настороженности и готовности в любой момент броситься на защиту.

То, что он рядом, реален и осязаем, казалось невероятным. И хотя одеяло с головой укутало Джона плотным пуховым коконом, Шерлок, казалось, слышал стук его сердца и циркуляцию крови, даже во сне бурлящей нерастраченной страстью.

Если бы год назад кто-нибудь, Майкрофт, к примеру, предположил, что однажды Шерлок будет лежать в постели с крепко спящим мужчиной, смотреть на него, не отрывая влюбленного взгляда, и бояться даже вздохнуть, презрительному фырчанию и колкостям не было бы предела. Он извел бы сарказмом даже святого. Влюбленный Шерлок? Очень смешно.

Но того Шерлока давно уже нет. И не сказать, чтобы нынешний Шерлок жалел об этой потере. Он с радостью принял себя таким: вывернутым наизнанку, вывалянным в грязи, но влюбленным и любимым, счастливым и поразительно чистым. А то, что по жилам всё ещё мчится неуправляемый страх — не беда. Проснется Джон, и от страха даже следа не останется.

Он бесшумно выскользнул из постели, накинул халат и, мягко ступая босыми ступнями, вышел из спальни.

Звонил, скорее всего, Майкрофт.

Он не знал, что ответить брату, какими словами донести до него, что не в силах обсуждать свою жизнь ни сейчас, ни потом, как убедить, что всё нормально, всё в полном порядке по одной простой причине: есть Джон, и он, слава богу, вернулся домой. Шерлок твердо решил, что выдержать досаду и недовольство, даже обиду, упакованную в обертку холодного недоумения, ему будет легче, чем увидеть ужас и страдание в глазах, которые непомерно уважал и любил.

Гостиная встретила полумраком и стылостью. Весна не спешила набирать полную силу, завоевывала Лондон по-девичьи робко, покорно уступая дорогу дождю и ветру. Шерлок зябко передернул плечами, пожалев об оставленных в спальне тапочках и халате Джона, мягким холмиком примостившемся на сидении стула. Он поклялся себе непременно обзавестись таким же — наброшенное поверх пижамы шелковое изящество не спасало от бегущего по коже озноба.

Камин был растоплен умело и быстро, пламя загудело, жадно глотая небольшие поленья, и уже скоро по комнате разливалось тепло.