Продолжая суетиться возле камина, Шерлок понимал, что малодушно оттягивает момент нелегкого разговора. Звонить не хотелось — хотелось смотреть на огонь, ни о чём не думая и не тревожась. Неужели он этого не заслужил? Но и Майкрофт не заслужил молчания. Шерлок со вздохом поднял со стола телефон.
Пропущенный звонок был не от брата.
Шерлок чертыхнулся, досадуя на свою безголовость. Лестрейд! Как мог он забыть об инспекторе?! Проклятый эгоизм, вечный и неистребимый. Неужели всё, что произошло за последнее время, так и не научило его думать о ком-то ещё, кроме себя самого, кроме собственных радостей и печалей?
Который час? Он взглянул на экран. Шесть вечера! Что делал всё это время Лестрейд? Где находился? Получилось ли у него отдохнуть? Пропущенных вызовов было два — один из них Шерлок даже не слышал.
— Инспектор…
— Шерлок! Слава богу! Как Джон? Он в порядке? Не ранен?
— Вы знаете?
— Разумеется. — Лестрейд негромко откашлялся. — Часа четыре назад, когда ты так и не ответил на звонок, я примчался на Бейкер-стрит и пообщался с вашей домовладелицей. Милейшая дама, обладающая самым чутким в Лондоне сном. Находка для криминалиста. Она поведала мне, как всю ночь ты бродил по квартире, так и не дав ей нормально заснуть; как обливалось кровью её бедное сердце, потому что, очевидно, вы поссорились с Джоном, «прекрасным, замечательным Джоном, и надо быть полным кретином, чтобы его не ценить»; как рано утром ты вышел на улицу и «стоял там столбом»; как потом вы шушукались с Джоном в прихожей. Так и сказала — шушукались. Что она имела в виду, понятия не имею… Боже! Я ушам своим не поверил, принялся уточнять: уверена ли она, что это был именно Джон, и не обозналась ли ненароком. Чего только я на это не выслушал, Шерлок! Вплоть до требования не совать свой глупый нос в чужие дела, немедленно отстать от людей и не мешать им мириться. Чудесная женщина. Она практически выставила меня за дверь. Шерлок, передать не могу, как я обрадовался, и решил вас не беспокоить. Я и сейчас бы не позвонил, но…
— Простите, Грегори. Я жуткий осел! Забыл сообщить.
— Да брось ты, Шерлок. Я же не идиот — понимаю. Но сейчас не об этом. Мне пришло сообщение.
Шерлока бросило в жар: стоило ли интересоваться, кто прислал Лестрейду весточку…
— Что… там? — Он даже не пытался скрыть от инспектора свой испуг, да и глупо изображать невозмутимость: его так колотило, что пальцы едва удерживали телефон.
Отчаяние сбивало с ног: это никогда не закончится! Садерс не оставит его в покое, не даст дышать и надеяться. Как жутко, зверски, до истеричного вопля устал он бояться! Вмиг обрушился каскад воспоминаний и ощущений: запахи, звуки, прикосновения. И страстный шепот — признания, признания, признания… Бесконечные признания в любви, рвущиеся из непроницаемой тьмы.
«Не хочу, не хочу, не хочу!»
— Шерлок… Успокойся… — Встревоженный голос инспектора потерял недавнюю бодрость. — Всё в порядке. Ничего страшного, уверяю. О тебе — ни слова. Только адрес. Я проверил — это где-то в Италии. Забытый богом поселок на берегу Средиземного моря. Незатейливый рыбный промысел в руках трёх десятков стареющих «бизнесменов». Что он там потерял?
— Там он родился. Там похоронена его мать. — Шерлок провел по волосам заледеневшей ладонью — тугой узел в груди заметно ослаб, и дышать стало легче. — Он… Он мне рассказывал.
— Н-да… Считаешь, господин Ремитус покинул Британию?
— Не знаю. Возможно. Думаю, вскоре мы об этом узнаем. От Майкрофта, например. Как он, кстати? Звонил?
— Нет. Я, между прочим, тоже. И это чертовски скверно.
— Отчего же?
— Эм… Не было дня, чтобы мы… В общем, мы стараемся быть на связи. Всегда. Но сегодня мне трудно… Ты понимаешь? А он ждет. А я трусливо молчу. Дурацкая ситуация.
— Я сам с ним поговорю.
— Расскажешь ему? — Голос инспектора заметно дрогнул. — Шерлок, ты всё-таки передумал?
— Нет, конечно! — Шерлок неожиданно разозлился — на себя и на свою недостойную трусость. — И не будем к этому возвращаться, инспектор, кажется, мы уже всё обсудили. Я приблизительно знаю, что за этим может последовать.
— Да-да… Я тоже могу представить его реакцию, — невесело усмехнулся инспектор. — Не злись, пожалуйста. — Он помолчал и горячо выдохнул: — Иисусе, как горит у меня внутри, какая сжигает ненависть! Столько смертей… Я всё проворонил. Я! Тупо пялился перед собой и ничего не видел. Как мне жить с этим?! Знать всё и молчать?! Это разрывает меня на части! Но я буду молчать. Ради Майка, ради… всех вас. Мертвых не воскресить. Дьявол! Не думал, что когда-нибудь это скажу. А Джон? Ты ещё не ответил — с ним всё хорошо?
— Он спит. Ничего страшного — небольшая рана.
— Он все-таки его ранил! Как? Чем?
— Зубами. Но подробностей я пока не узнал.
— Зубами?! Боже мой… Поверить не могу. Вот бешеный пес! Как такого оставлять на свободе?! Проклятая жизнь с её проклятыми правилами.