Стон (СИ)

Небо распахнулось перед ним во всей своей беспредельной чистоте и сини. Давно Садерс не чувствовал себя настолько свободным. С тех пор, как он увидел на пасмурной улице стремительно несущуюся стрелу — взметенные ветром волосы, решительно поджатые губы, сияющие глаза, — его жизнь превратилась в беспросветную кабалу. Как оказалось, всё это долгое, страшное время он бесцельно брел наугад. Ослепленный и оглушенный своей отвергнутой страстью. Его швыряло из стороны в сторону, в кровь разбивая о невидимые преграды, его мучила жажда, терзал голод, непосильная ноша в мелкую крошку дробила его выносливый, прочный хребет… И что теперь?

Теперь он летит в ясном небе дорогой сердцу Италии, с каждой секундой приближаясь к истине, пока ещё неизвестной, смутной, но уже сжигающей его изнутри. Так близок ответ, так неотвратимо желанное избавление. На родном берегу затянутся раны, соленые воды вытравят боль. Обязательно. Только бы долететь. Слишком сильно колотится сердце…

Убогая деревушка внезапно показалась ему сказочно милой*. Домики, беспорядочно разбросанные среди зелени невысоких холмов, извилистые дороги, во время дождей всегда превращавшиеся в месиво из песка и глины, терпкие ароматы моря — всё это обрушилось ярко и весело, стоило только Садерсу захлопнуть за собой дверцу такси.

Оказывается, он ничего не забыл. Да здесь и мало что изменилось: пара нарядных магазинчиков, недавно отремонтированная таверна, церквушка, которой раньше не было и в помине — вот и все новшества.

Сад был уверен, что, оказавшись в родном поселке, где когда-то дочерна загорелый, беспечный мальчишка ловко отрезал рыбьи головы и так же ловко, не промахнувшись ни разу, забрасывал их в корзину, он в первую очередь двинется в сторону маленького деревенского кладбища, где на могиле прекрасной Лорены, среди истертых временем крестов и надгробий задаст себе главный вопрос.

Но он ошибался.

Ноги сами принесли его к этому дому: потемневшему от дождей и солнца, обветшалому и казавшемуся нежилым. Но ведущая к нему дорожка не заросла и серебрилась чистым речным песком, видимо, не так давно разбросанным чьими-то заботливыми руками.

Садерс и сам не понимал, что его сюда привело, кого он надеялся здесь застать — слишком много минуло лет. Но стукнув разок-другой и не дождавшись ответа, он для чего-то толкнул оказавшуюся незапертой дверь и переступил порог сумеречной прихожей.

Тошнотворная смесь затхлости, мочи и пыли мощно ударила в ноздри — запах болезни и одинокой старости ни с чем невозможно спутать.

Сад поморщился, едва справляясь с нахлынувшей дурнотой, и уже собирался повернуть назад — к солнцу и воздуху, но для чего-то крикнул в застоявшуюся пустоту: — Эй! Кто-нибудь дома?

Негромкий скрип и странное, едва слышимое шуршание сотрясли его тело животным испугом. — Кто здесь? — прошептал он, дико вращая зрачками, и попятился, безумно шаря за спиной ладонями — выход, только бы найти выход. — Эй…

— Ромео?

Негромкий, почти не изменившийся голос разорвал сердце напополам. Вынул душу — всё, что от неё осталось. Измочаленные ошметки того, что когда-то было лучезарным и чистым.

Не чувствуя ног, не слыша ни дыхания, ни сердцебиения, Садерс тяжело оседал на заляпанный пол.

Там, внизу, сгорбившись жалкой, дрожащей горсткой, обхватив руками затылок и уткнувшись лицом в давно не мытые половицы, он тихо заплакал, собирая губами безвкусную пыль.

Комментарий к Глава 40 Близко и далеко

*http://www.pozitiff.info/uploads/posts/2012-05/1337299375_gasadalur_10.jpg

========== Глава 41 Я не плачу. Я умираю. ==========

Дорогие читатели, те, кому Садерс уже наскучил, эту главу можете не читать, потому как она полностью посвящена ему)))

— Не чаял увидеть тебя… Думал, так и уйду. Почему ты плачешь, Ромео?

— Ромео… Сука, как же мне больно! Я не плачу, Киро. Я умираю.

***

Он привез расшатанную, от каждого толчка готовую рассыпаться коляску на берег — не мог оставаться в запущенном, вызывающем ужас доме, где только что выплакал своё горе, где, не в силах справиться с болью, глухо стонал и захлебывался слезами, из стороны в сторону раскачиваясь на согбенных коленях. И где до неузнаваемости изменившийся Киро — его первый, безжалостно брошенный и давно позабытый, но, как оказалось, навсегда оставшийся в сердце любовник нежно погладил его затылок и прошептал: «Тише, тише, маленький, я здесь, с тобой».

Это неизменное, слащавое «маленький»… Как бесило оно строптивого, не склонного к нежностям Рэма! Одурманенное страстью божество бубнило его с доводящим до бешенства постоянством: и когда они, завалившись с ногами на старый диван, один за другим глотали низкопробные американские триллеры — хрустели чипсами, булькали колой, восхищенно цокали языками; и когда, теряя голову от жаркой близости, божество кончало в не по-детски умелый рот, ласкающий и сосущий его до гортанных, охрипших криков.

«Не брыкайся, маленький… О, боже, маленький… Боже мой… Боже… Ещё… Ещё немножко… Не бросай меня, маленький… Вернись ко мне, маленький… Я без тебя не могу… Маленький… Маленький… Маленький…»

Тупица.