Стон (СИ)

— Вот за ужином и поговорим. Когда ещё откровенничать, если не за стаканчиком? Давай, двигай к столу — мясо стынет. Сядешь на стул?

Киро коротко обернулся и вновь уставился в распахнутое окно.

— Нет. Останусь в коляске. Мне так сподручнее. Ты превратил мою жизнь в сказку, — усмехнулся он, подъезжая к своему месту. — Только, знаешь ли, я не принц.

— Я тоже не добрый волшебник, — отозвался Садерс. — Когда придет моя очередь исповедоваться, если, конечно, я на это решусь, и ты всё узнаешь, скорее всего, вышвырнешь меня вон, как падаль. И плюнешь вслед.

— Не плюну. Я готов ко всему: узнать, что ты убийца, растлитель, садист… Ты никогда не был образцом добродетели. Даже в двенадцать лет от тебя соблазнительно остро несло пороком.

Садерс натянуто хохотнул.

— Неужели? Вот уж не думал, что был таким соблазнительным и порочным.

— Ты был… — Киро махнул головой, отгоняя мучительное видение. — Этого не рассказать.

— Ты видел меня таким, потому что…

— Потому что любил?

— Да.

— Любил. Господи, как любил! У меня разрывалось сердце. — Киро шумно вздохнул. — Когда я тебе надоел…

— Не надо.

Не хотелось портить этот мирный вечер и этот долгожданный уют: запах моря, вина и тушеного мяса, мягко льющийся свет разноцветной стеклянной лампы, негромкое бормотание телевизора в комнате… Но слова давно уже жгли гортань.

— Ты сам просил, — твердо возразил Киро. — Что ты боишься услышать? Как два года я ходил за тобой по пятам, вымаливая хоть каплю ласки? И как ты отмахивался от меня? Злился, шипел, прятался… И как потом уехал, не попрощавшись? Я не виню тебя, маленький, видит Бог. Тебе было четырнадцать, и ты никогда меня не любил.

— Любил, раз пришел.

Киро раздраженно скривился.

— Жалко выгляжу. Заскулил, заныл. Старый дурак. Ладно, пусть будет так — любил. Когда ты уехал, я помешался. Я помешался! Всех ненавидел. Орал на мать. Однажды с кулаками набросился на отца. Как он меня тогда отделал! Чуть челюсть не своротил. Я немного пришел в себя, очухался. Что я делаю?! Старики-то мои причем? Надо как-то жить, помогать по дому, а я… Сказал себе: подожду ещё немного — вдруг вернутся. Ждал. Потом толстяк привез Лорену — хоронить. Потом привезли толстяка. К тому времени я совсем извелся. Даже утопиться хотел. Кретин. Трахался с Лидией. Помнишь её? Как она выдержала, не знаю. Я драл её каждую ночь. Как дикий зверь. Но, по-моему, ей было на всё наплевать: встанет, отряхнется, уйдет. На следующий день — снова маячит неподалеку. Сейчас вот дерьмо за мной подчищает.

— Подчищала. Теперь это делаю я.

Киро поднял глаза — безжизненные, пустые.

— Я люблю тебя. Господи… До сих пор от любви умираю. Всю жизнь страдал. Каждую гребаную минутку.

Он замолчал надолго — пил вино, вглядывался в вечерние сумерки за окном.

— Ты не приехал на погребение, и я понял — всё. Никогда больше тебя не увижу. В одночасье собрался и махнул в Рим. Меня раздирала злость. Решил: буду учиться, стану богатым. Пиноккио долбаный! Пустые карманы и такая же пустая башка. Куда уж мне… Устроился в дешевую забегаловку — есть-то надо, за снятый угол платить. Я был красив, ты помнишь?

— Помню. Очень красив.

— Случайно… да нет, не случайно, конечно… попал в порнобизнес — низкопробные ролики с самым диким развратом: групповой секс, содомия, ошейники, наручники, плети. И знаешь, маленький… Мне это понравилось. Я с таким наслаждением втаптывал в грязь свою душу! И свою любовь. Уничтожал, как мог. Думал — зачем она мне? Появились деньжата, снял квартирку почище. А потом… — Киро глотнул вина. — Потом я стал шлюхой.

— Кем?

— Шлюхой. Хастлером. Перед тобой один из самых востребованных хастлеров Рима. Знал бы ты, кто меня трахал… И где, на каких постелях…

Сада ошпарило мистическим ужасом. Воспитанный набожной матерью, сам он никогда в Бога не верил, во всяком случае, как в вездесущее, милосердное Начало. Если и есть что-то в заоблачных высях, то это что-то настолько трусливо и немощно, что ни разу не осмелилось его обуздать. И остановить.

Сейчас пришло осознание. И страх. Внутри тоскливо захолодело: столь утонченное переплетение могло родиться только в очень мудрых и очень сильных руках. И руки эти его не помилуют — однажды властно сожмутся на горле, перекрыв кислород.

— Ты так потрясен, маленький, — усмехнулся Киро. — Никогда не пользовался услугами шлюх? Хотя, зачем тебе это — под тебя каждый с радостью ляжет.

— Не каждый.

Садерс поднялся из-за стола. Его невыносимо тянуло выйти из дому, оказаться у моря и всю ночь слушать его негромкий, умиротворяющий шелест. Смотреть на звезды. Умолять о милости… Но он ограничился раскрытым окном — вдохнул поглубже свежесть и чистоту.

— Я виноват. Во всем.

— Не глупи. В чем может быть виноват четырнадцатилетний подросток, который не захотел трахаться с великовозрастным идиотом? Ты всё правильно сделал. А дальше — моя судьба. Я её и решил. Сам.

— Ты не понимаешь! — Сад резко обернулся и посмотрел изумленно и дико. — Как ты не можешь понять?!