Стон (СИ)

Яркое чувство всеобъемлющей власти, овладевшее им в тот потрясающий миг, когда он кончал на неподвижное и уже покорное тело, забыть невозможно. Сладость обладания, безнаказанности, рабского подчинения и болезненного восхищения не сравнить ни с чем — он тогда это сразу почувствовал и сразу на это подсел.

Спасибо тебе, безымянный любовник, за то, что помог юному Рэму узнать самого себя.

Он легко заводил отношения, изредка увлекался и получал немалое удовольствие, замечая восторг и обожание в глазах очередного любовника.

Или любовницы.

Но женщины постепенно исчезли из его сексуальной жизни, уступив место лишь крепким мужским телам.

Сад сделал свой окончательный выбор, и был им вполне доволен.

Женская плоть слабо его возбуждала и никогда не доставляла такого удовольствия, как мужская. Тонкие косточки так просто сломать, если на волю вдруг неожиданно вырвется зверь, готовый рвать на куски обвивающее его ногами и стонущее от наслаждения тело.

Мужчины легко прощали его дикие срывы. Тем более что оставив на стройных, мускулистых телах кровавые отметины своей необузданной ярости, Садерс одаривал пострадавших по-королевски. Обе стороны расходились, вполне друг другом довольные. Одна — зализывая раны и радуясь нечаянно свалившемуся счастью в виде шикарной машины или, бывало и такое, небольшой виллы в каком-нибудь райском местечке, а другая — равнодушно вычеркивая из памяти того, с кем только что навсегда рассталась, едва не убив. Все они, по большому счету, были непритязательны и продажны, и Садерс, руководствуясь всё тем же животным чутьем, всегда выбирал себе в одноразовые любовники именно таких — шлюх, жадных до денег и удовольствий.

Став тем, кем он сейчас являлся, Сад не утратил пристрастия к молодости и новизне. Даже имея четырех постоянных, проверенных, по-собачьи верных любовников, вполне удовлетворяющих его сексуальный азарт, Садерс по-прежнему время от времени позволял себе свежие радости и даже недолговечные увлечения.

Его верные спутники вопросов не задавали. И только безнадежно влюбленный Ди, мучаясь ревностью, бросал полные страдания взгляды.

Но Садерса это не волновало.

Именно Ди был тем единственным, кого он, однажды увидев, захотел так сильно, что готов был наброситься в первую же секунду, и без поцелуев и ласк, к которым, став значительно старше, он неожиданно пристрастился, согнуть пополам и трахать, трахать, упиваясь криками боли и наслаждения. Ди был первым, кого Садерс взял силой, и кто сражался за своё тело с яростью тигра, а когда всё-таки сдался, обессилев и уступив ещё более яростному напору, полюбил вдруг так беззаветно, как не любил Сада никто.

Все четверо сопровождали его повсюду. В какой бы точке мира он ни оказывался, чем бы ни занимался, они были рядом, готовые ради него на всё, навсегда забыв и свой дом, и своих близких, и свои прошлые жизни…

*

Больше всего Сад любил родную Италию и её солнечных молодых мужчин — жарких, неистовых, великолепных. Он насыщался ими сполна, напитываясь их соками и теплом, и молодел на глазах.

Во Франции он отдыхал душой, закрываясь в старом доме Бонне, который до сих пор трепетно оберегал и содержал в идеальном порядке. Там он много спал, много читал, слушал музыку и никогда не заводил новых связей. Даже со своей неизменной четверкой он предавался любовным играм неспешно, и горячо любимый повальный секс во Франции становился недопустимым. Сад не позволял подобных вольностей ни себе, ни своим фаворитам.

Не говоря уже о какой-либо форме жестокости и насилия.

И, конечно же, в милой его сердцу Франции у него никогда не было трона. О нем он даже не вспоминал, и тело его никогда не требовало жестких, кровавых проникновений и обморочных оргазмов.

Англию он ненавидел, и, приезжая сюда, становился замкнутым и раздражительным, срывая зло на терпеливо сносивших его дурное настроение спутниках и беснуясь в тайной комнате чаще, чем где бы то ни было.

Ему не нравился климат, не нравились англичане — чопорные, холодные и невозмутимые, но именно в Англии у него было множество деловых связей, и он вынужден был подолгу задерживаться в маленьком доме, построенном им подальше от серого мрачного Лондона как временное пристанище, и по злой иронии невольно ставшем единственным, настоящим домом.

По той же злой иронии в дождливой, промозглой Англии он встретил свою первую и последнюю, невыносимо трудную и ни с чем не сравнимую любовь — Шерлока, с его шелковой кожей, мятным дыханием и падающей на лоб непокорной волнистой прядью.

Впервые равнодушное сердце Садерса готово было взорваться от переполнивших его чувств, впервые, как бы он ни сходил с ума от желания, секс был неважен и, сжимая Шерлока в жарких объятиях, он задыхался не столько от страсти, сколько от нежности и любви.

Ничего не умеет, ничего не знает… Неловкие руки, длинные ноги… Холодные губы… Мальчик мой…

Смотреть на самое прекрасное в мире лицо, не отрывая взгляда ни на секунду, не надоело бы Садерсу никогда, и за это он отдал бы без колебания всё, чем безраздельно владел.

*