Стон (СИ)

Особенно поразило Шерлока фото, где Садерс и Майкрофт увлеченно и явно дружески беседуют на поле для гольфа. Третьего дня…

Но как открыть Майкрофту правду?

Брат поверит, в этом можно не сомневаться. И сразу же кинется в бой. Чем для него это закончится, Шерлока успели предупредить.

Что ж… Враг очень силен и, по сути, несокрушим. И по-прежнему полон загадок, потому что о прошлом его Шерлок не узнал ничего. Ни даты и места его рождения, ни сведений о семье и близких, ни информации о годах учебы и источнике такого невиданного благосостояния. Словно однажды Садерс вышел из адовых врат и воцарился на грешной Земле.

Дьявол, принявший человеческий облик.

И если он появится в его жизни снова…

У Шерлока была лишь одна надежда, но думать об этом было и стыдно, и низко. А ещё — страшно.

До чего нужно дойти, надеясь на такое?!

Но, как бы ни гнал от себя Шерлок эту подлую мысль, она возвращалась снова и снова: может быть, о его существовании давно уже позабыли, и сейчас в маленьком доме томится новая жертва отвратительной страсти Садерса Рэмитуса…

*

На исходе третьей недели, поздним ветреным утром миссис Хадсон негромко стукнула в дверь: — Шерлок!

— Заходите, миссис Хадсон, я в кухне.

Голос, как и прежде, уверенный, бодрый.

Женщина радостно улыбнулась — слава Богу!

— Дорогой, ты не услышал звонка? Эта леди пришла к тебе.

Шерлок звонок услышал. Сердце глухо стучало, каждый нерв был натянут и истончен. Бодрость он разыграл с огромным трудом, чтобы тот, кто только что позвонил, ни в коем случае не догадался, как трепещет от ужаса всё его существо.

Но рядом с миссис Хадсон стояла хрупкая, очень печальная женщина средних лет.

— Мистер Холмс, помогите! Ради всего святого…

Облегчение было так велико, что Шерлок едва не заплакал. Незаметно переведя дыхание и не успев даже подумать, он спросил, забыв о твердо принятом им решении не заниматься ни чьими бедами и проблемами: — Что случилось?

…Загадка, казавшаяся женщине непостижимой, для Шерлока перестала быть таковою уже на середине рассказа. «Ужасные вещи» были просты до наивности, а мучительная тайна — очевидна и совсем не таинственна. Шерлок внутренне ликовал. Он рад был помочь измученной пустяковой проблемой женщине, и рад, что для этого ему никуда не придется идти.

Его личный месяц ещё не закончился.

Несколько нужных звонков в то время, как вытирающая слезы леди пьет чай с сердобольной домовладелицей, несколько поисков во всемирной сети… Если бы всё было так до смешного легко!

Счастье, льющееся из заплаканных глаз, губы, дрожащие то ли в попытке улыбнуться, то ли в попытке сдержать рыдание — это ли не самая лучшая в мире награда?

*

Ощущение, что им преодолено практически непреодолимое, весь день не покидало Шерлока. И пусть он так и не смог выйти из дому, хотя даже оделся и даже спустился вниз… Это его уже не пугало. Он был уверен, что не сегодня, так завтра перейдет и этот рубеж, научится заново жить, наполнится прежней силой.

Ему было по-настоящему хорошо.

Он лег очень рано и быстро уснул, как будто и не существовало никогда полубезумного бодрствования, когда каждая ночь — длиною в целую жизнь, а каждый день — подсознательное ожидание приближающейся бессонницы, грозящей вот-вот лишить его разума.

Но сон его все-таки был беспокоен.

Шерлок вновь был прикован. Но если там, в той проклятой комнате и на той проклятой кровати его запястья и щиколотки нежно обнимали легкие цепи, больше похожие на изящные украшения, то во сне это были настоящие кандалы, грубые и тяжелые, натирающие кожу до кровоточащих язв.

Где-то тикали невидимые часы, и Шерлок мысленно отсчитывал минуты: восемь, девять, десять… Почему-то этот отсчет был исключительно важен и значил так много, что, казалось, сбейся Шерлок со счета, сердце его остановится в тот же миг.

Двадцать пять, двадцать шесть… Он не мог шевельнуться, не мог издать ни единого звука. Лежал безвольной куклой, считал и чего-то ждал — настойчиво и терпеливо.

Двадцать семь…

Но страха не было, не было отчаяния и безысходности. Лишь это необъяснимое ожидание самого лучшего в его жизни мгновения.

Двадцать девять…

***

Он не предполагал, что когда-нибудь с ним случиться такое…

Сексуальная жизнь Садерса Рэмитуса всегда была насыщенной и разнообразной, за исключением того периода в университете, когда он, будучи амбициозным Рэмом Гримальди, бесстрашно рвущимся ввысь, добровольно принял своеобразный целибат, занимаясь исключительно образованием и не желая тратить ни секунды личного времени на пустяки, не приносящие добрых плодов.

Воздержание нисколько не тяготило, более того, оно его забавляло, и, снимая накопившееся напряжение мастурбацией, он весело смеялся над своей непонятной и приятно будоражащей прихотью.

Потом появился Жан… или Поль. Садерс так и не вспомнил имени своего любовника, которого неожиданно для себя зверски избил, впервые встретившись с притаившимся и очень опасным чудовищем, о существовании которого не подозревал.