Было желание его прикончить.
— Зачем ты покалечил Дэвида?
— Кого? Ах, да… Велика потеря! Зачем этому ничтожному клерку язык? Неужели ты думаешь, что он может поведать миру что-то действительно стоящее?
Шерлок молчал, и молчание это обескураживало, вынудив Садерса продолжать. Вольно или невольно, но всё, что он говорил, выглядело оправданием, и осознавая это, он страшно бесился.
— И потом, ты должен был понять, что я не шучу.
— Я давно уже это понял.
— Так какого же дьявола… — бешенство наконец-то нашло выход, заклокотав в горле непривычно визгливым криком, — … какого дьявола ты корчил из себя святую невинность?! Раздвинул бы ноги на своем восхитительном ковре. Я звал тебя, я тебя уговаривал! Но тебе было отвратительно! — Он на секунду запнулся, пытаясь справиться с сильнейшим волнением. — Все эти жертвы на твоей совести, Шерлок. Все до одной.
Ну, давай, давай, взвали мне на плечи всю многотонную тяжесть своих безумств. Я и так уже согнулся напополам, выпятив зад на всеобщее обозрение.
Оба не произносили ни слова.
Шерлока потряхивало от озноба и пульсирующей боли в висках.
Садерса колотило от ревности.
— Как ты себя чувствуешь, Шерлок? — прервал он молчание первым.
— Так, как ты и хотел. Напился. Воняю чужим ртом, чужим членом и чужой спермой.
Даже сквозь телефонную трубку он почувствовал, как дернулся Садерс, как захлестнула его волна дикой ярости.
— Заткнись! Заткнись, грязная тварь! Заткнись!
Шрам уже кровоточит? А чего же ты ждал?!
— Зачем ты звонишь? Я жутко устал, и, если ты, конечно, не против, принял бы душ и выспался. Вечером мне снова тащиться в твой гомосексуальный рай.
— Сегодня ты не увидишь рая, сегодня тебя ожидает ад. — Сад наконец-то справился с эмоциями и заговорил почти дружелюбно. — Насколько я понимаю, по-другому ты никогда не сможешь назвать место, где обитаю я. Ди приедет за тобою в половине восьмого, и ночь ты проведешь в уютной атмосфере чистилища.
— Сад…
— Сад? — Голос заметно дрогнул заметно, и от досады Шерлок скривился — какого черта он назвал его этим домашним именем?
Но интимное Сад уже было произнесено и было услышано. Ярость тут же сменилась теплом и заботой.
— Отдыхай, мой мальчик. Отдыхай.
Телефон тоскливо застонал короткими гудками.
Черт!
*
Ни горячий душ, ни крепкий кофе не принесли Шерлоку облегчения: его по-прежнему ломало и лихорадило.
Он пробовал спать, но голова гудела от мыслей, метущихся, словно шарики в бешено вращающемся барабане, и каждая из них была хуже другой.
Ощущение собственной грязи не покидало.
Он провел ночь с мальчишкой, который его купил. А по сути, купил его Садерс. Купил не на ночь, купил на всю жизнь, потому что, если вдруг такое случится, и завтра он даже не вспомнит о существовании Шерлока, наигравшись в любовь и боль, сам Шерлок не сможет забыть ничего.
Промаявшись без малого три часа в холодной, пустой квартире (о том, чтобы затопить камин в этот тронутый первым морозцем день, не могло быть и речи — Шерлока и без камина то и дело бросало в жар), он все же уснул, неловко скорчившись в кресле.
Проснулся, продрогший до костей и голодный.
Одинокий.
Больной.
Наполненный отчаянием до краёв.
«Умереть бы сейчас в этом кресле…»
Тоска была невыносимой.
До слез хотелось услышать человеческий голос. Любой. Даже ненавистный.
Погруженная в полумрак гостиная, освещенная лишь уличными фонарями, казалась чужой.
Негромкая мелодия телефона взорвала тишину, эхом отзываясь в каждой клеточке, в каждом нерве.
— Z жду тебя у дверей.
Его снова везут в постель? Трахать? Сосать? Или, напротив, насадят его рот на чудовищный поршень и жестоко изнасилуют горло?
Плевать.
Лишь бы не быть одному.
Он с трудом вытащил себя из нагретого кресла и, не прополоскав рот, не пригладив разворошённые кудри, направился к гардеробу.
Запирая дверь их с миссис Хадсон квартиры, он даже не вспомнил, во что был одет.
«Здесь никогда больше не будут улыбаться», — с тоской думал он, долго, как будто впервые, рассматривая крошечные царапинки на потускневшем металле знакомого номера 221в.
Ди не сказал ни слова, и, даже не посмотрев в его сторону, резко повернул ключ в замке зажигания, рывком сорвав с места свою адскую колесницу.
Шерлока изрядно тряхнуло, и тугой комок тошноты плотно подкатился к самому горлу.
— Черт!
По-прежнему молча Ди поднял внутрисалонную перегородку, и Шерлок оказался один на один с бархатным полумраком. Машина ехала плавно, еле слышное урчание убаюкивало, и неожиданно для себя уже через десять минут Шерлок погрузился в глубокий сон.
Проснулся от неподвижности и тишины. Машина стояла на обочине пустынной дороги, а вокруг простирался унылый ноябрьский пейзаж: уходящие в небо поля — грязно-желтые, с жирными подпалинами черноты. Впервые Шерлок увидел кусочек дороги, по которой всё тот же Ди вез его когда-то в маленький, сказочно милый дом.
Ди сидел очень близко, касаясь его коленями и наблюдал, как он с трудом приходит в себя.
«Если сейчас он меня убьет, я буду искренне благодарен и непременно вымолю у бога прощения его несчастной душе».
— Шерлок.
— Что?
— Можно мне… Можно я тебя поцелую?
Этого Шерлок ожидал меньше всего.