Стон (СИ)

Как же он ненавидел такую любовь! Всегда. Разбивал её вдребезги, втаптывал в пыль: бросал, прогонял, презирал, равнодушно молчал.

И она ему отомстила. Показала истинное лицо.

Вгрызлась в сердце фарфоровыми зубами и, жадно глотнув, облизала израненные поцелуями губы… Сволочь. Тварь.

Уехать хотелось так сильно, что тело потряхивало, и оно подгоняло мозг: давай, старина, устрой нам побег. Включись, выйди из своего затянувшегося оцепенения. Какая, к черту, любовь, Сад?! Перед тобой весь мир, и ты сожрешь его одним махом, выбрав самое вкусное, самое сладкое. Послаще, чем твой строптивый, затраханный Шерлок.

Шерлок, которого непременно надо увидеть.

Прямо сейчас.

Немедленно.

Для того, чтобы убедиться: шанс уехать ещё не потерян.

Убивать он уже не может - выдохся.

Да и надоело. Ничего нового: кровь, остекленевший взор, неузнаваемые черты.

Изображать дьявола тоже приелось.

Остается только позорно сбежать.

*

— Чем занимаешься?

— Собираюсь. Кого ты приготовил для меня на сегодня? Карлика с волосатым горбом? Или…

— О, Шерлок! Твои фантазии становятся всё смелее и изощреннее. Приезжай. Машина будет через десять минут.

— Да.

*

С какой готовностью он произнес это «да»! Сколько в голосе дрожи и облегчения. И… надежды?

Господи, какая тоска…

Где твое безразличие, Шерлок? Где неизменная пустота? Где высокомерное молчание? Оказывается, в твоей душе, в этой непознанной бездне, которая разверзлась передо мной так неожиданно и полностью меня поглотила, притаилось столько горячих чувств. А я-то думал, что с тобою покончено.

И из-за чего? Из-за какого-то… разговора с потрепанным жизнью неудачником, решившим налакаться дешевого пива в первом попавшемся кабаке?! Кто он?! Как посмел этот недочеловек так легко и непринужденно войти в жизнь моего любимого мальчика, при этом походя, даже не подозревая о собственном злодеянии, разбить, варварски уничтожить глубоко выстраданную, нежно взлелеянную мечту всемогущего Садерса Ремитуса?!

Он метался по гостиной, и два часа ожидания показались невыносимыми. Маленький дом замер в испуге, будто каждая вещь ощущала на себе смертельный гнет этого нетерпения. Двое бессловесных, как тени, сожителей не смели даже приблизиться, третий вез Саду любимого…

Он всегда волновался перед встречей с Шерлоком, и неразбавленный скотч помогал ему не биться в бешенстве от того, что стрелка часов замерла и, кажется, навсегда, что Шерлок снова на него даже не взглянет и будет терпеливо сносить его ласки, ненавидя каждый дюйм изголодавшегося, постылого тела. Он ждал, пил и взращивал в себе злое самодовольство: ты мой! Мой! И не вздумай ломаться.

Когда Шерлок появлялся в маленьком доме, всё исчезало. Оставалось лишь мучительное желание прижать к себе и дышать, дышать, дышать вместе с ним, потому что всё то время, пока его не было рядом, пока сам Садерс занимался бизнесом, политикой, благотворительностью или убийством, его легкие и гортань были забиты смоляной чернотой.

Сегодня, впервые за всё это время, он встречи с Шерлоком откровенно боялся.

Потому-то и замер маленький дом, будто пригнулся, будто врос фундаментом в заботливо обихоженную почву красивого, благоухающего первой зеленью сада. Когда раздалось мерное урчание автомобиля, Садерс полубезумной молнией метнулся к двери, но тут же ринулся прочь и упал в стоящее возле камина кресло, вцепившись в пустой стакан одеревеневшими пальцами и судорожно стиснув бедра.

Шерлок вошел в гостиную, и Садерс тотчас же понял — другой…

Привычна лишь изысканная оболочка: кожа, волосы, изящество жестов. А внутри — что-то громадное, неизведанное, пугающее своей новизной и силой. Такого не схватишь в охапку, впиваясь в брезгливо скривившийся рот, проникая языком в долгожданную сладость. И уж тем более не прикажешь холодно: «Раздевайся. Я буду трахать тебя прямо здесь и прямо сейчас». Такой и в самом деле может убить, не задумываясь о последствиях.

Но такого Шерлока он хотел и любил ещё больше.

Ползать у него в ногах, скулить и плакать, умолять, страстно обнимая лодыжки…

И ни капли стыда, ни капли сожаления — повержен, распят, безволен…

Ну и что?

Какой в этом позор и какая слабость?

Тобою распят. Тобою повержен. Любимый мой…

— Я тебе рад.

Голос выдал его с головой — хриплый, надтреснутый, словно непобедимый Садерс долго и громко звал кого-то на холодном ветру. Звал, не получая ответа.

Ровные брови удивленно взметнулись вверх: всё увидел, всё понял, всё вычислил.

Что ж в этом удивительного? Полгода такой неразрывной связи не прошли для них даром: оба чувствовали друг друга кожей.

И замечательно. И ни к чему теперь разыгрывать очередной спектакль из осточертевшего уже репертуара: злодей и его жертва. О, нет! Сегодня они оба — жертвы, и ещё неизвестно, кому из них хуже. Стало легко. Господи, как хорошо хотя бы на день перестать притворяться! Какая свобода! Какое облегчение! Сад приблизился к Шерлоку и робко, почти невесомо погладил красивую скулу, не в силах позволить себе более смелого прикосновения. Шерлок слегка отстранился, безжалостно разрывая даже столь невинный контакт.

Противен… Боже, как я ему противен!