Стон (СИ)

…Они провели у камина добрую половину ночи, и Садерс, презирая себя за глупый, иррациональный страх, всё оттягивал момент до головокружения желанной близости. Шерлок заметно устал, и, несмотря на снедающее его лихорадочное возбуждение, выглядел измученным и опустошенным. Сад прекрасно понимал, что ему не интересна эта молчаливая идиллия у камина, что он тяготится присутствием любовника и хочет поскорее покончить с вызывающим отвращение сексом, чтобы, как обычно повернувшись спиной, уснуть, в очередной раз заплатив своим телом за чью-то никчемную жизнь.

Сердце не умещалось в груди — рвалось куда-то и гулко бухало, заглушая все звуки Вселенной. Сад понимал, что находится на пределе, что достаточно маленького толчка, чтобы мир огласил его предсмертный, полный отчаянья вой.

— Устал?

— Да.

*

…На этот раз происходящее в полумраке спальни напоминало горькую и отнюдь не смешную пародию. Большой, тяжелый член Сада безжизненно и мягко застыл между бедер, так и не наполнившись пламенной кровью, так и не выделив ни одной сочной капли, хотя тело плавилось в волнах исходящего от Шерлока жара. Впервые его не трясло от похоти. Он не был окутан дурманом и вполне трезво оценивал ситуацию, несмотря на то, что руки касались стонущего любовника, сжимая, поглаживая, мастурбируя твердый, налитый возбуждением член.

Полгода он не видел его кончающим, не слизывал с пальцев густые потеки семени. Загадка была проста. Тот, о ком грезил, о ком стонал и едва не плакал сейчас любимый, распластавшись на шелковых простынях, сотворил это маленькое, но великое чудо — вернул Шерлока к жизни, отняв при этом жизнь у него, Садерса Рэмитуса. Рэма. Ромео.

И, возможно, у себя самого.

*

Заснуть он не смог.

Вздрагивающий во сне, беспокойно метущийся Шерлок был источником адских мучений. Сад не сводил слезящихся глаз с обнаженного тела, время от времени нежно поглаживая грудь и плечи, осторожно целуя ключицы.

Не получилось. Впервые. Сад не был обеспокоен, зная, что ему нечего опасаться: уже завтра он легко приведет в полуобморочное состояние одного из своих любовников. А послезавтра, если конечно ему захочется сыграть в эту омерзительную игру, на полу самого дорогого лондонского отеля отымеет какую-нибудь великосветскую шлюху, и она будет извиваться под ним своим холеным, тщательно оберегаемым телом. Забыв обо всем на свете… До кровавых полос натирая лопатки ворсом дорогого ковра… Обхватывая талию безупречно эпилированными ногами… Она будет насаживаться на каменный ствол, надежно защищенный латексом от её выделений, кончать, стискивая сокращающимся влагалищем, и хрипло выкрикивать очередную блядскую ложь о любви.

Дело не в потенции, будь она трижды проклята, и не в похоти, будь проклято все, что она привнесла в его жизнь.

То, что произошло с ним сегодня, имело очень мутный источник, и в нем Садерсу не найти просвета, не разглядеть дна.

Он проиграл. Окончательно.

Сегодня хотеть Шерлока было стыдно и страшно.

Так стыдно и так страшно, что его неутомимый «конец» болтался между ног бесполезным шлангом, не брызнув даже каплей желания, и это было унизительно до тошноты.

Что делать дальше, Садерс не знал, и не знал, как начать завтрашний день.

*

Когда первая полоска света прочертила темное небо, он поднялся, прикрыв спавшего Шерлока пледом, и покинул спальню. Руки источали едва уловимый аромат семени, и, привалившись к стене погруженной в полумрак кухни, Сад целовал свои пальцы, нежно захватывая их губами, проводя языком по мягким подушечкам, филигранно вычерчивая влажные дорожки вдоль длинной, уходящей в бесконечность, линии жизни…

Потом он сварил себе кофе и пил его мелкими глотками, равнодушно наблюдая, как зарождается новый день.

Безразличие было всеобъемлющем, отдающим могильным холодом.

Но когда в дверном проеме показался сонный, закутанный в теплый халат Шерлок, от равнодушия не осталось даже следа. Всё в Садерсе встрепенулось, потянулось к нему, как тянется к солнцу даже самая захудалая, высохшая травинка.

— Доброе утро, мой мальчик.

Шерлок подошел и обхватил ладонями его вымученно улыбающееся лицо.

От неожиданности этих объятий-тисков Сад окаменел, уставившись ошеломленным взглядом в потемневшие, грозовые глаза. В паху полыхнуло мощно, налилось, поднялось и заполнило запоздалым нетерпением тонкие домашние брюки.

«Как я смешон со своей торчащей ширинкой».

— Что с ним?

Садерс разжал похолодевшие от волнения руки. Разрывающий сердце вой подкатывал к горлу, вибрировал и дрожал, ища выхода, но он последним усилием воли снова загнал его в сердце — назад. Туда, в самую глубину.

Разнеси его в клочья, не жалко. А я между тем устало вздохну и улыбнусь снисходительно и немного печально.

— Не волнуйся, мой мальчик, твой новый знакомый жив и здоров. Вчера он весь вечер безобидно и тихо напивался в Ярде, как видно, поджидая тебя.

Шерлок вскинул руки в трагичном, до нелепости театральном жесте, запустив тонкие пальцы в беспорядочный ворох кудрей.

— Черт! Поклянись, что он жив.

— О, Боже, мой мальчик! Ты падаешь в моих глазах всё ниже. Мы же не на подмостках.

— Плевать. Клянись.