Читаем Стон (СИ) полностью

В конце концов, он делал то, что велел ему долг, и делал на совесть, с полной отдачей. Даже убивал… Жизнь не спрашивает совета, а уж тем более разрешения. Поставит тебя перед фактом, и крутись, как хочешь. И Джон Ватсон крутился: ни разу не струсил, ни спрятался за чужую спину, не спасовал. Он просто устал, и усталость его в какой-то момент стала смертельной. Такое бывает.

Теперь силы возвращались к нему, а вместе с ними — уверенность, что всё было не напрасно, что стыдиться нечего, что удача ещё повернется к нему с улыбкой.

Он твердо решил, отдохнув у Гарри ещё немного, вернуться в Лондон, найти работу, жильё и попробовать начать всё сначала. Тридцать два года — такой пустяк! Он хороший специалист, и для него непременно найдется место, где его сильные руки станут для кого-то надежным подспорьем.

А всё случайное, глупое, странное можно вычеркнуть из памяти, как досадное недоразумение, как слабость — вполне простительную, потому что с кем не бывает… Черт возьми, его тоже можно понять: на этой проклятой войне всё смешается в голове, себя узнавать перестанешь.

Забыть.

И, кстати, это не так уж и сложно.

*

На шестой день безмятежного пребывания в доме двух любящих женщин Джон проснулся от стона, покрытый горячим потом, дрожащий и совершенно больной. Он понял, что всё бесполезно: и эта светлая комната, и чистая постель, где сон его был так крепок, и утренний кофе со сливками, и полузабытые запахи домашнего очага.

Ему до слёз не хотелось возвращаться в Лондон сейчас, когда только-только начала оживать его истерзанная душа, когда она так уютно пригрелась в этом доме, очень быстро ставшем ему родным.

Но он знал, что умрет, задохнется, сгорит дотла, если сегодня же не увидит его лицо…

========== Глава 28 Шерлок ==========

Воздух тонко звенел, и звон этот Шерлок отчетливо слышал. Казалось, ещё немного, и постепенно нарастающий звук превратится в громовые раскаты.

К тому всё и шло.

Полгода нечеловеческого напряжения истощили, и усталость от ежедневной необходимости что-то скрывать, изворачиваться и врать стала почти смертельной. Нервы гудели потревоженными проводами, голова раскалывалась от постоянной, изнуряющей боли.

Он с огромным трудом контролировал мимику, когда миссис Хадсон, отринув деликатность и нарушив негласный договор о не пересечении определенного рода границ, всё чаще задавала тревожащие её вопросы: куда и зачем Шерлок каждый вечер уходит; где пропадает порою по несколько дней, не предупредив об отъезде ни её, ни старшего брата, отключив телефон и растворившись в Лондонском смоге; почему после этих таинственных исчезновений возвращается домой таким утомленным и бледным…

Приходилось отшучиваться, ссылаясь на вполне объяснимую человеческую потребность в личной жизни.

Миссис Хадсон розовела и натянуто улыбалась, но не верила ни единому слову, это Шерлок прекрасно видел. Да и кто, скажите на милость, поверит в сладостное свидание, когда в глазах предполагаемого счастливчика плещется такая отчаянная тоска.

Иногда, если вид его был особенно красноречив, и настойчивость домовладелицы выходила за допустимые рамки, Шерлок обрывал её попытки что-либо выяснить достаточно жестко, а бывало, и резко. Миссис Хадсон обижалась, надолго замыкалась в себе, редко поднимаясь наверх, и в такие дни Шерлок особенно четко осознавал, что ещё немного, и он не выдержит.

С Майкрофтом было ещё сложнее. Брат чувствовал всё гораздо тоньше, видел гораздо глубже, и его молчаливое страдание ранило Шерлока куда больше, чем нескрываемое беспокойство домохозяйки.

*

Он поджидал Шерлока в гостиной, нервно постукивая по ковру зонтом, давно потерявшим свою первоначальную яркость. Этот траурный атрибут Шерлок всегда ненавидел, и время от времени довольно язвительно высмеивал столь несвойственный Майкрофту фетишизм.

Тот лишь снисходительно улыбался, четко давая понять, что не намерен изменять многолетним привычкам, а, возможно, и слабостям, в угоду неприязни младшего братца.

Господи, как по-детски смешны и наивны были когда-то их перебранки!

Теперь отношения изменились, и это радовало обоих. Нелепое соперничество осталось в прошлом; они не стыдились проявления чувств, а забота друг о друге перестала быть чем-то недосягаемым, превратившись в естественную потребность. И если раньше их диалог всегда начинался с взаимного пикирования, то теперь такие простые вопросы, как «где ты?», «чем занят?» и «все ли в порядке?», больше не раздражали Шерлока, а Майкрофту давались легко и непринужденно.

Хоть какая-то божья крупица в том дьявольском наваждении, что клубилось вокруг Шерлока все эти страшные полгода его не-жизни…

Но сейчас, именно сейчас, Майкрофт был последним человеком, которого Шерлок хотел бы видеть, и с которым был расположен начать разговор.

*

…Оставив возбужденного и чем-то напуганного Садерса в кухне, узнав от него всё, что так жаждал узнать, и сразу же поверив его словам, Шерлок торопливо поднялся в спальню, где, не потратив ни секунды на душ, бритьё и даже на чистку зубов, быстро оделся и уже через десять минут стоял в гостиной, полностью готовый в дорогу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика