Шерлок слышал подобное и не раз. Повторяющиеся фразы вызывали оскомину, сдавливая грудь подступающей злобой — какого черта тогда вы меня лапаете, вгрызаетесь в моё тело, кричите и стонете? А уж если не можете по-другому, то хотя бы заткнитесь!
— Я — хастлер, — холодно возразил он. — И, кстати, почему в таком случае вам понадобился кто-то третий?
Ему действительно было любопытно это узнать. Зачем нужен катализатор для такой безумной любви?
Ричард досадливо сморщился.
— Это всё Дави. Он… Я и сам не пойму, чего ему не хватает. Но раз уж это его так сильно заводит… Пусть получает свою порцию сумасшествия. И, в конце концов, кто абсолютно нормален в этом свихнувшемся мире? Ну, идем. Я заплатил немалые бабки не за трёп и выпивку у камина.
***
…Шерлоку было совершенно ясно, что как живое, дышащее, и уж тем более, думающее существо его сейчас не воспринимают. Он был для этих мужчин, обезумевших от желания обладать друг другом, лишь тонкой перегородкой, ещё больше распаляющей их извращенную страсть; он был состоящим из плоти и крови препятствием на пути возбужденных, стремящихся к воссоединению тел, препятствием, которое болезненно обостряет все их ощущения и которое они, не задумываясь ни секунды, сметут, а если надо, уничтожат, когда страсть достигнет предела.
Как гигантские наждаки они терлись об него грудью и животами, обжигая кожу жесткой порослью, густо покрывающей их огромные, сотрясающиеся от похоти тела. Обильный пот, выступающий на их шоколадной коже, впитывала раздраженная кожа Шерлока, и саднящая боль становилась сильнее с каждым новым движением. Два одинаково толстых члена настойчиво вжимались в него с обеих сторон, проталкиваясь время от времени между сомкнутых бедер, и когда их раздутые, текущие головки соприкасались, оба брата восторженно вскрикивали, вдавливаясь в тело Шерлока так, словно стремились прорваться сквозь его мышцы и кости, наконец-то прильнув к долгожданной, но всё ещё недосягаемой плоти. Их руки жадно тянулись навстречу, переплетались и расплетались пальцы, дыхание вырывалось вперемешку с хриплыми стонами, и весь этот нескончаемый ужас только набирал обороты.
Шерлок задыхался в кошмарном кольце, и впервые клаустрофобия заявила о себе очень настойчиво. Но движения трущихся об него тел становились стремительнее, стоны и выкрики — оглушительнее.
— Ты как, Дави?
— Ещё немного… Подожди… Подожди меня…
— Мать твою, у меня сейчас из ушей хлынет. Блядь. Кончай… Я не могу больше терпеть. Я вытеку, сука. Вытеку!
— Сейчас, сейчас… Черт…
Тела сжимали его с силой двух адских прессов, пальцы впивались, раня и без того пылающую от боли кожу. Наконец оба рыкнули, давясь жалобными всхлипами и причитаниями, и с обеих сторон на Шерлока брызнуло теплое семя.
— Ты чокнутый сукин сын, — выдохнул Ричард, оседая на пол обессиленной потной громадой. — Потрахаться нормально не можешь.
Дави хрипло дышал, распластавшись на белом ковре, раскинув руки и ноги, блуждая расслабленной, счастливой улыбкой. — Могу. И ты это знаешь. Поцелуй меня, Ричард.
— Да пошел ты… — Но в тот же миг был уже рядом, обнимая, поглаживая и жадно накрывая ртом улыбающиеся, сухие от выкриков губы.
Шерлок не мог сдвинуться с места, не мог глубоко вдохнуть. Желание исчезнуть и не испытывать больше этого мучительного опустошения было настолько огромно, что не умещалось в сердце. Он с ужасом думал, что не знает, как сделать шаг, чтобы покинуть хотя бы эту пропахшую потом и семенем спальню. Он задыхался от вони и жара, но продолжал стоять, тупо уставившись на дергающиеся тела.
— Парень… — Ричард на минуту отстранился от брата и через плечо взглянул на застывшего Шерлока. — Внизу, рядом с кухней, ванная для гостей. Да и бойлер уже раскалился. Можешь остаться у нас, если захочешь. Найдешь, где приткнуться. А мы, извини, будем трахаться до утра. Свою цену ты отработал — хорошо завел моего малыша, и теперь этот похотливый дьявол не успокоится, пока не выбьет из меня через задницу душу и не намотает её на свой ненасытный конец. А я это ох как люблю…
***
Шерлок долго стоял, прислонившись спиной к массивным витым воротам, не зная, как и зачем ему дальше жить. Ветер раздувал полы пальто, пробирался под тонкий джемпер, и соски каменели, выпирая сквозь легкую, нежную ткань.
Пропитанное чужим потом и семенем тело саднило, будто лишенное кожи, и мягкий кашемир серной кислотой обжигал обнаженные мышцы и нервы. Он чувствовал себя освежеванным, выпотрошенным, разобранным на составляющие, но при этом необычайно живым и сильным.
Боли Шерлок не замечал — она была сейчас не важна. Важно было лишь принятое решение: никто и никогда не дотронется до него даже пальцем.
Всё. Он заплатил сполна.
Черным призраком, неотвратимостью и бедой вынырнул до отвращения знакомый автомобиль — раздвинул густеющий сумрак своими вылощенными боками (катафалк, горько подумалось Шерлоку) и, мягко прошелестев шинами, остановилась напротив. Задняя дверца чуть приоткрылась и, спокойный голос тихо сказал: — Садись. Я тебя отвезу. Домой.
***