Сторона Германтов

Может быть, Норпуа говорил с Блоком как с единомышленником именно потому, что был даже более завзятым антидрейфусаром, чем правительство, а потому питал к этому правительству такую же вражду, как сторонники Дрейфуса. А может быть, его занимало нечто более существенное, располагавшееся на другом уровне, с которого дрейфусарство казалось незначительной подробностью, не заслуживавшей чести отвлекать патриота, которого заботят великие вопросы внешней политики. Но скорее всего, дело в том, что правила политического благоразумия годятся только там, где речь идет о форме, о процедуре, об уместности того или иного действия, однако они точно так же не в силах разрешить основные проблемы, как в философии чистая логика не может справиться с загадкой жизни и смерти; хотя, возможно, это самое благоразумие подсказывало ему, что рассуждать о таких материях опасно, и из осторожности он предпочитал обсуждать лишь второстепенные дела. Но Блок ошибался, воображая, будто г-н де Норпуа, даже если бы он был по натуре не столь осторожен и не подходил к любой проблеме исключительно формально, мог бы, при желании, открыть ему правду о роли Анри, Пикара, дю Пати де Клама[145] на каждом этапе дела Дрейфуса. Блок даже мысли не допускал, что г-н де Норпуа и сам не знал об этом всей правды. Ведь он был знаком с министрами — как же он мог оставаться в неведении? Наверняка Блок полагал, что наиболее мудрые головы способны в какой-то мере догадаться, что происходит в политике, но он воображал, вместе с большинством, что безусловная и осязаемая истина в политике непременно хранится в секретном досье президента Республики и президента Государственного совета, а те сообщают ее министрам. Но ведь даже когда истина в политике опирается на документы, они обычно имеют не большую ценность, чем рентгеновский снимок: непосвященные воображают, будто это четкое описание болезни пациента, а на самом деле этот снимок передает лишь какой-то элемент общей картины, который добавится к множеству других, о которых станет рассуждать врач, чтобы вывести из них диагноз. Вот так ускользает от нас истина в политике, когда мы сближаемся со знающими людьми, о которых думали, что им известна эта истина. И если взять то же дело Дрейфуса, то и позже, когда произошли такие поразительные события, как признание Анри, а затем его самоубийство[146], министры-дрейфусары трактовали их совершенно не так, как Кавиньяк и Кюинье[147], которые сами обнаружили фальшивку и провели допрос; более того, даже министры-дрейфусары, причем одного и того же толка, судившие не только на основании одних и тех же фактов, но и в одном и том же духе, объясняли роль Анри в диаметрально противоположном смысле: одни считали его сообщником Эстергази, другие, напротив, приписывали эту роль дю Пати де Кламу, тем самым поддерживая тезис своего противника Кюинье и полностью расходясь со своим союзником Ренаком[148]. Все, что Блок смог вытянуть из г-на де Норпуа, было замечание, что если начальник Генерального штаба г-н де Буадефр в самом деле приказал г-ну Рошфору передать секретное сообщение, то это воистину весьма прискорбно[149].

— Будьте уверены, что, скорее всего, военный министр, во всяком случае in petto[150], на все лады проклинал начальника Генерального штаба. По моему разумению, здесь было бы нелишне официальное опровержение. Но военный министр inter pocula[151] в выражениях не стесняется. Впрочем, вокруг некоторых вопросов неразумно возбуждать брожение умов, которое потом трудно будет обуздать.

— Но эти документы — явная фальшивка, — сказал Блок.

Г-н де Норпуа не ответил, зато объявил, что не одобряет демонстративного поведения принца Генриха Орлеанского[152]:

— Впрочем, оно может лишь нарушить спокойствие в зале суда и вызвать волнения, которые как с той, так и с другой стороны весьма нежелательны. Разумеется, следует положить конец антивоенным проискам, но нам ни к чему склоки, которые затевают правые, когда они, вместо того чтобы служить патриотической идее, норовят поставить ее себе на службу. Франция, слава богу, не южноамериканская республика, и незаметно, чтобы она испытывала нужду в генерале-путчисте.

Блоку так и не удалось ни навести разговор на вопрос о виновности Дрейфуса, ни добиться от посланника предсказания о том, каков будет приговор по разбиравшемуся гражданскому делу. Зато г-н де Норпуа с видимым удовольствием распространялся о последствиях этого приговора.

— Если его осудят, — сказал он, — то, по всей видимости, за ним последует кассация, потому что, когда в судебном процессе выслушивают такое количество свидетельских показаний, дело редко обходится без формальных нарушений, на которые могут сослаться адвокаты. Что же до выходки принца Генриха Орлеанского, весьма сомневаюсь, что она была во вкусе его отца.

— Вы полагаете, что герцог Шартрский за Дрейфуса? — спросила герцогиня с негодующей улыбкой, не поднимая носа от тарелки с птифурами; глаза ее округлились, щеки порозовели.