Сторона Германтов

— Ничуть, я только хотел сказать, что всему семейству в этом смысле свойственно политическое направление, в высшей степени присущее, например, великолепной принцессе Клементине, причем ее сын, принц Фердинанд, держится за него, как за драгоценное наследие[153]. Уж болгарский принц не заключил бы в объятия майора Эстергази.

— Он бы предпочел простого солдата, — прошептала герцогиня Германтская, которая часто обедала с болгарином в гостях у принца де Жуэнвиля и однажды на его вопрос, ревнива ли она, ответила: «Да, монсеньор, я ревную к вам ваши браслеты».

— Вы не едете сегодня на бал к госпоже де Саган? — спросил у г-жи де Вильпаризи г-н де Норпуа, желая прервать разговор с Блоком.

Посланник ничего не имел против Блока и сказал нам позже, не без наивности и, скорее всего, по поводу некоторых следов неогомерического стиля, уцелевших в языке моего приятеля несмотря на то, что от этого стиля он уже успел отказаться: «Он довольно забавен с этой своей старомодной и несколько церемонной манерой изъясняться. Еще немного, и он бы наподобие Ламартина или Жан-Батиста Руссо стал говорить „ученые сестры“[154]. У нынешней молодежи это редкость, да и у предыдущего поколения то же самое. Мы-то были романтиками». Но даром что он отметил своеобразие собеседника, разговор, по его мнению, чересчур затянулся.

— Нет, месье, я больше не езжу на балы, — ответила ему маркиза с милой старушечьей улыбкой. — А вы-то поедете? Вам это по возрасту, — добавила она, объединяя взглядом г-на де Шательро, его друга и Блока. — Я тоже приглашена. — Для смеху она притворилась, что это ей льстит. — Нарочно приезжали меня позвать. (Приезжала, собственно, сама принцесса де Саган.)

— У меня нет приглашения, — сказал Блок, думая, что г-жа де Вильпаризи устроит так, чтобы его позвали, и что г-жа де Саган будет счастлива видеть у себя в гостях друга особы, которую она приглашала лично.

Маркиза не ответила, а Блок не стал настаивать, потому что ему надо было обсудить с ней другое дело, для чего он уже попросил разрешения увидеться с ней день спустя. Он слышал, как молодые люди говорили, что объявили о своем выходе из кружка Королевской улицы[155], потому что там теперь принимают кого попало, и хотел попросить у г-жи де Вильпаризи, чтобы она помогла ему туда вступить.

— Между прочим, это семейство де Саган — это же сплошная пыль в глаза, сплошной снобизм, разве не так? — спросил он.

— Ничего подобного, они в своем роде наше наивысшее достижение, — возразил г-н д’Аржанкур, усвоивший все парижские шутки.

— Тогда это будет, так сказать, истинное празднество, — с долей иронии отозвался Блок, — самое блестящее светское сборище сезона!

Г-жа де Вильпаризи весело осведомилась у герцогини Германтской:

— Ну-ка скажи, бал у принцессы де Саган — это и впрямь большое светское празднество?

— Это не у меня надо спрашивать, — с иронией отозвалась герцогиня, — мне еще не удалось выяснить, что такое светское празднество. И вообще, я в светской жизни не разбираюсь.

— Вот как? А я думал, напротив, — вставил Блок, вообразивший, что герцогиня говорит искренне.

Он, к великому отчаянию г-на де Норпуа, продолжал задавать ему множество вопросов об офицерах, чьи имена всплывали чаще других в деле Дрейфуса; посланник объявил, что на первый взгляд ему показалось, будто полковник дю Пати де Клам без царя в голове и не слишком подходит для ведения столь деликатного дела, как расследование, требующего огромного хладнокровия и рассудительности.