Странная история драгоценностей графини Воронцовой

– Я боюсь. Я боюсь. Мне страшно. Мне холодно. Я боюсь.

На крик Натальи Осиповны прибежал слуга, запричитал и убежал прочь. Через несколько минут явился барон Александр – его привёл напуганный слуга, фон Крафт подошёл к жене, обнял её и, ни слова не говоря, за руку потянул её за собой.

Наталья Осиповна осталась одна и, едва отдышавшись, без сил рухнула на кровать.

Суаре у графа Корницкого началось в восьмом часу, Евгений Платоныч квартировал в доме князя Гуранова и один занимал весь второй этаж, кроме графа в доме проживало ещё две-три семьи.

Приглашённых было много, сплошь сливки общества, по всему было видно, что московский гость времени не терял и успел свести знакомство со всеми.

Зиночка вела себя как обычно и ничем не выдавала своего ночного поведения. В самом начале суаре к Наталье Осиповне подошёл Александр и извинился за причинённое беспокойство.

– Видите ли, княжна, – говорил он, – в последнее время у Зизи появилась склонность к сомнамбулизму, ночью она совершеннейшим образом теряет над собой контроль и ходит по всему дому. Это и явилось причиной нашего отъезда, – вздохнул барон.

Наталья выразила сочувствие и направилась к Зиночке, беседовавшей с Анной Григорьевной.

– Зинуля, нам надобно поговорить, – неловко произнесла Наталья Осиповна, извинившись перед тётушкой.

– Что случилось? – спросила Зиночка, когда они отошли в сторонку.

– Ты хорошо себя чувствуешь, сестрица?

– Душно немного, – сообщила Зиночка, обмахиваясь веером.

– Нет, не сейчас, а в общем смысле?

Молодая баронесса задумалась и серьёзно взглянула на Наталью Осиповну, той лишь на миг показалось, что глаза сестры снова будто застыли от какого-то необъяснимого страха или… Наталья боялась даже думать о причинах, повлекших за собой странное поведение Зиночки.

– Всё чудесно, Натуля, милая, всё-всё! – и она сжала обе руки Натальи Осиповны в своих и выбежала из комнаты. На этот раз её ладони были тёплыми.

– Куда так заспешила Зинаида Осиповна? – раздался голос подошедшего графа Корницкого.

Наталья обернулась к нему, и губы её расплылись в дерзкой, как ей показалось, весьма ненужной улыбке.

– Сама не знаю. В последнее время Зинуля ведёт себя не так как прежде…

– Семейная жизнь нелегка, – граф развёл руками и слегка улыбнулся.

Нужно было что-то ответить, но мысли княжны путались, не желая обретать словесную форму.

– Вы ведь тоже недавно в Петербурге, княжна? – осведомился граф, чтобы заполнить внезапно возникшую паузу.

– Да, около года, Евгений Платонович, – язык сделался ватным, а ноги предательски подкашивались, – Где же Зиночка? – оглядываясь по сторонам, пробормотала Наталья, – Простите, граф, мне нужно её найти, – и сбежала. Да, не стоит и скрывать: сердце бедной княжны билось с такой силой, что девушка побоялась выдать себя перед графом и поспешила прочь, совершенно не заботясь о соблюдении приличий.

На пути Наталье попался Александр, он был встревожен чем-то и даже не пытался это скрыть.

– Зизи нигде нет, – сказал он без предисловий, – Наталья Осиповна, прошу вас, с ней могло что-то случиться!..

В то же мгновение из дальней залы донёсся сдавленный крик. Гости переполошились и несколько из них, включая Наталью и Александра, во главе с Корницким бросились на звук.

Зиночка лежала на полу под старинным портретом какого-то семейства.

– Господи! – Александр кинулся к жене, тряс её за плечи, пытаясь привести в чувство.

Кто-то принёс воды, Корницкий послал за доктором, но не успел ещё слуга отправиться за ним, как Зиночка очнулась и посмотрела на собравшихся туманным взором, затем встала, опираясь на руку Александра, и не своим – глухим, хрипловатым голосом произнесла:

– Наконец-то я дома. Как приятно после стольких лет…

Наталья не верила своим ушам – это была не её сестра. Княжна пошатнулась и едва не упала – кто-то вовремя поддержал её за локоть, она обернулась, и глаза её столкнулись с невозможным, исполненным нежностью, взглядом Корницкого.

Барону Александру пришлось увезти Зиночку домой, к тётушке, так и не дождавшись врача.

Несмотря на то, что сестра и вела себя, и говорила, и даже выглядела несколько по-иному, никто, кроме Натальи Осиповны не сделал подобных выводов, а все гости сошлись на том, что молодой баронессе стало худо от перемены климата, царившей на суаре духоты и нервического расстройства из-за переезда в Петербург.

 Мелкая дрожь овладела княжной – страх перед возвращением в тётушкин особняк. Набравшись мужества, Наталья Осиповна спросила у Евгения Платоныча, чей портрет висит в той комнате, где упала Зинуля, но граф не знал – портрет висел там задолго до его появления в Петербурге. Тогда Наталья подошла к тётушке, та восседала в кресле в углу одна, бледная, и обмахивалась веером.

– Голубушка, – произнесла она, – что же это творится? Поедем-ка домой, деточка.

Наталья Осиповна почтительно кивнула и, помолчав, задала тот же вопрос, что и графу Корницкому.

– Это же бывшие хозяева особняка, – ответила Анна Григорьевна, – сын которых впоследствии продал его князю Гуранову – Каримские: мать, отец, сын, старая княгиня-мать и, кажется, даже прабабка…

Глава третья