На другом берегу мы снова остановились в очень красивом месте. Места здесь удивительные, и каждое поражает своей непохожестью на предыдущее. Весь вчерашний день мы, в основном, ехали по открытой, немыслимых размеров степи, и казалось, что горизонта нет — настолько он был далеко. Потом оказались в лесу, очень похожем на русский сосновый бор. Монголия — это действительно фантастический, нереальный ландшафт. На поляне в излучине Малого Енисея растут невиданные цветы и невиданные травы. Непередаваемые запахи, ощущение изысканнейшего суперпарфюмерного магазина где-то на Елисейских полях. А дальше сильные перепады высот, дальше река, дальше холмы, горы под снегом, а над нами — постоянно меняющееся небо. Впечатление, как будто над этим работают сотни светотехников. Меня все время не оставляет чувство, что здесь в Монголии действует мощнейший театрально-художественный комбинат или киностудия. Все это не может возникнуть самой собой, кто-то должен делать к этому эскизы, кто-то должен это исполнять. Я понимаю людей, которые в течение многих столетий задавали себе вопрос, кто же это сделал, и не могли не ответить. Поэтому решили, что все это создал Некто, живущий не по нашим законам. Законы эти нам не дано ни предугадать, ни объяснить, и пути Его действительно неисповедимы. Когда мы встречаем монголов — а мы их иногда встречаем, — мне кажется, что это артисты, ряженые, потому что нельзя в таком костюме жить, нельзя носить настолько театральные или карнавальные головные уборы и пояса, нельзя так сочетать цвета. Если бы я снимал фильм о татаро-монгольском нашествии, и такой человек пришел ко мне съемку, я бы сказал, что это правильный исторический костюм, но уж больно он больно буквальный, и надо, наверно, ради создания достоверного образа героя убрать или добавить какую-нибудь деталь. Мы встречаем монгола и монголку на лошадях, монголов на переправе, и кажется, что все они — киношная массовка на натурных съемках, и вот-вот невидимый режиссер крикнет «Камера!»
Доставили багги — две очень странные машинки, похожие на механизмы из фильма «Кин-дза-дза». Это такой двигатель на колесах, а вокруг — прочная металлическая рама. Внутри багги нужно сидеть в шлеме, к которому подается воздух, потому что иначе нечем дышать от пыли. Первым пошел изучать новую технику Чубайс, потом все стали просить покататься. Сегодня, говорят, у нас очень длинный переход, километров 600–700, и к вечеру мы должны дойти до южной части того самого озера, которое называют «монгольским братом Байкала». Потом от этого озера мы начнем двигаться в сторону пустыни Гоби, и после броска по пустыне вновь перейдем границу и попадем то ли в Тыву, то ли на Алтай.
Здесь другое время. Разница у Москвы с Иркутском — плюс пять часов, Монголия с Иркутском — минус час. И мы уже совершенно запутались во всех трех временах. Все время и сверяем часы и договариваемся, у кого циферблат будет показывать местное время, у кого — московское. Местное монгольское время воспринимается только как смена дня и ночи. Понятия «год», «век», «тысячелетие» нивелировались и всплывают в сознании, только если вспомнить, что сидишь за рулем суперсовременного автомобиля.
Купались в реке, младшем брате Енисея. Вода чистейшая, замечательная, но очень холодная.
В течение дня был очень сложный переход. Весь день я вел джип один, потому что Чубайс сел на багги. Очень странная, сверхстранная машина, которая, к тому же, иногда переворачивается. Вчера во время тренировочной прогулки на багги перевернулся Леша Чубайс со своей женой Катей. Сегодня он весь день чувствует себя плохо. Видно, что он сильно побился, но виду не подает и на маршруте держится наравне со всеми.
Мы прошли сегодня около трехсот километров, и на этой дистанции было три достаточно высоких перевала — около двух с половиной тысяч метров и выше. Подъем на такую высоту труден само по себе, но становится во много раз тяжелее оттого, что нет дороги. Дороги не в привычном смысле, то есть укатанного чьими-то колесами тракта, а даже оставленного на живой траве следа, знака, что здесь проходили люди. Единственное, что говорит о присутствии здесь людей, а точнее, о том, что по нашему пути гнали скот — это лепешки коровьего или лошадиного навоза, козий или овечий помет. Это, конечно, несколько портит величественный внеземной пейзаж.
Однако, в середине дня мы вдруг заметили на горизонте какое-то людское шевеление. Решили свернуть и посмотреть, что там происходит, потому что уже несколько суток были в полном отрыве от человеческого общества. По пути встретили монгола на лошади, и он объяснил нам, что едет на праздник. Мы последовали за ним. Я ожидал воочию увидеть праздник кочевого племени XII века — настолько древними, похожими на музейные экспонаты, выглядели шляпа и подпоясанный цветастый халат нашего случайного проводника, настолько ловко он держался на лошади, что казалось, дай ему в руки щит и копье, он помчится догонять ушедшую вперед дружину Чингис-хана.